Смог ли Моше Даян совершить чудо или он потерпел фиаско?
[202]
Игорь боялся умереть, так и не узнав этого. Было очень жарко, он задыхался, бредил, перед ним чередой проходили видения: ему что-то рассказывал отец, его губы шевелились; Игорь просил: «Говори громче, я тебя не слышу». Отец протягивал руку, но Игорь никак не мог ее ухватить. Он снова увидел Ирину, свою мать: она зажигала тысячи свечей, и их огоньки, петляя по земле как светлячки, поднимались в ночное небо, рисуя в воздухе желтую дорожку. Игорь проснулся, весь дрожа, и снова забылся сном; ему приснилось, что дверь камеры открывается и в нее входит Саша. Нет, призрак Саши – ведь брат повесился три года назад в дальнем кабинете кафе на Данфер-Рошро. Саша в горчично-зеленой форме КГБ печально улыбался ему.
– Значит, ты простил меня, – сказал Игорь. – Скоро я буду с тобой.
Саша сел на край тюфяка, вынул из кармана носовой платок и отер Игорю лоб.
– Все будет хорошо, теперь я здесь и позабочусь о тебе.
– Спасибо, Саша, но это ни к чему, для меня все кончено. Я так винил себя за то, что не помог тебе, ведь ты спас мне жизнь.
Призрак положил ему руку на плечо.
– У тебя жар, я не твой брат, я Виктор, твой племянник; говорят, я очень похож на отца.
Игорь резко сел в кровати, испуганно вгляделся в Виктора:
– Это ты, Саша?
– Я Виктор Маркиш, сын Саши, сейчас позову врача, он тебе поможет.
* * *
Сесиль бесследно исчезла. Хотя это не совсем точное слово. Перепоручив Анну Мишелю, она с тех пор не подавала признаков жизни, ни разу не позвонила. Жива ли она? А может, заболела? Никто этого не знал. По рекомендации партнера Поль нанял частного детектива – бывшего полицейского, который носил закрученные кверху усы и имел связи в префектуре. Тот нашел последнюю квартиру Сесиль – на бульваре Ришара Ленуара, но она съехала оттуда, не оставив нового адреса и попросив отправлять ей всю корреспонденцию «до востребования» на почту в Рубэ
[203]. Сесиль забрала письма один раз, через два месяца после своего исчезновения, но с тех пор на почте не появлялась. Она также закрыла свой счет в «Лионском кредите» – возможно, у нее были счета в других банках. Полицейский не имел доступа к документам Центробанка, однако это его не остановило. Он нашел информацию о ее дяде, который жил в Страсбурге, встретился с ним, но тот не располагал никакой информацией о своей племяннице. Сесиль буквально испарилась. Детектив задействовал систему оповещения, которая в прошлом уже доказала свою эффективность; таким образом, префектура, служба гостиничной регистрации, служба административных правонарушений, полиция ВВС и пограничные службы, а также другие информаторы, о которых он предпочел умолчать, немедленно сообщат ему, если Сесиль хоть как-то обнаружит себя. «Так что рано или поздно, – заверил он, – она попадет в мою паутину». Он стал ждать, каждый месяц посылая Полю неутешительный отчет. Вместе со счетом за проделанную работу.
Один вопрос не давал Мишелю покоя: знает ли Анна что-нибудь о своей матери и о своем отце? И если знает, то что именно? Анна никогда не вспоминала о Сесиль. Нужно ли было ждать, пока она подрастет, чтобы затронуть эту тему? Да, лучше подождать. Сейчас она слишком мала. В среду днем, как всегда, Камилла повела Анну в кукольный театр в Люксембургском саду; театр был полон, возбужденные дети радостно вопили при каждом появлении Гиньоля, Нафрона и Мадлон
[204]. Сидя во втором ряду, Анна равнодушно наблюдала за зрелищем. Камилла спросила, понравился ли ей спектакль, девочка ответила: «Не очень». Купив две сахарные вафли, Камилла протянула одну Анне.
– Спасибо, мама.
Они сели на скамейку.
– Знаешь, Анна, я ведь не твоя мама. Понимаешь, что я хочу сказать? Твоя мама – Сесиль, ты помнишь ее?
Анна прожевала кусок и повернулась к Камилле.
– Нет. Кто это?
– Ну как это «кто»? Сесиль… Не говори мне, что ты ее не помнишь.
Анна продолжала смаковать вафлю. Камилла не могла понять, насколько девочка с ней искренна. Она смахнула с ее носа и подбородка крошки сахара.
– Спасибо, мама.
Они ушли, взявшись за руки. Камилла уже почти два года заботилась об Анне и, наблюдая за ней, убедилась, что эта маленькая девочка никогда не лжет и не умеет уклоняться от ответов. Она пришла к убеждению, что Анна забыла Сесиль, стерла из памяти воспоминания об этой ненужной женщине, как избавляются от громоздкого предмета, который мешает жить. Проблема заключалась в том, что если Анне удалось выкинуть Сесиль из головы, то Мишель и Камилла думали о ней постоянно, задаваясь вопросом: «Что делать, если она вернется?»
Впрочем, поживем – увидим.
Оставалось непонятным – да и никто и не пытался это объяснить, – почему Анна никогда не звала Мишеля «папой», а только по имени, хотя любила его как отца. Но ее сердце покорил другой мужчина. Она восхищалась Джимми, лучшим другом Мишеля, и его отвратительным персонажем – англичанином в фильме «Тьерри-Сорвиголова». Джимми невероятно эффектно умирал в предпоследней серии; потом он сыграл Карно
[205] в драме о Комитете общественного спасения – сцена его ссоры с Робеспьером у всех осталась в памяти, на него градом посыпались новые предложения. Он уже смирился с мыслью, что внесен в список телеактеров и никогда не сыграет на большом экране, как вдруг ему предложили роль комиссара Монтеня в полицейском сериале нового типа, который с трудом пробивался на телевидение, поскольку все тогдашние звезды отказались в нем играть. А Джимми согласился, увидев в этом неприкаянном персонаже отголоски собственной жизни. У Монтеня по вине лихача-водителя погибла жена; он хромал, порой пил по-черному, был вспыльчив, ворчлив и любил приврать. В первый же день съемок Джимми внес свой личный вклад в сценарий: обнаружив труп бухгалтера перед открытым сейфом, он быстро перекрестился. Он повторял это жест всякий раз, как прибывал на место преступления, не скрывая своего сострадания к жертвам, не вынося черствости, свойственной сыщикам, привычным ко всему. По сценарию не предполагалось, что этот вспыльчивый и крикливый коп, который пренебрегает хорошими манерами и уголовно-процессуальным кодексом, понравится широкой публике и удержит ее внимание больше чем на один сезон, но после того, как первая трансляция прошла с оглушительным успехом, ОРТФ
[206] подписало с Джимми эксклюзивный контракт и увеличило количество серий с четырех в первый год до восьми – во второй и до десяти – на все последующие годы. Закончив с этим сериалом, Джимми начал сниматься в мыльной опере и еще в одном-двух проходных фильмах. Он не переносил простоев! Ему требовалось постоянно быть в работе. Чтобы не думать. Чтобы не напиваться.