Не стоит вникать в тайны их переговоров, которые проходили сложно и долго. В бизнесе тулузец оказался неуступчивым, и все-таки он согласился на приобретение алжирского вина в количестве шести миллионов гектолитров ежегодно, а в урожайные годы – восьми миллионов; разумеется, по смешной цене, но он платил в долларах, а потом загонял вино русским, восточным немцам и полякам. И как всегда бывает в хорошем бизнесе, все остались в выигрыше. Эта удачная сделка спасла алжирское правительство от отставки, и поэтому никто не задавал коварных вопросов об условиях ее заключения. По такому случаю в швейцарских банках, имевших безупречную репутацию, через посредничество доверенных женевских адвокатов были открыты номерные банковские счета. Многочисленные участники сделки, а также алжирская и французские политические партии получали прибыль от сделок – конечно, скромную, – но из-за колоссального количества операций проценты, полученные от каждой, складывались во внушительные суммы. Коммунист Жан-Батист Пюэш стал привилегированным партнером алжирского правительства, покупая при каждом сборе урожая винограда еще и несколько тысяч тонн апельсинов и перепродавая их в страны народной демократии, где люди обожали цитрусовые.
Мимун Хамади настойчиво уговаривал Франка брать свою долю барыша, торопил его открыть номерной счет в семейном банке Женевы, но Франк чувствовал себя неловко, он медлил и отказывался, потому что не был членом ФНО; в конце концов ему пришлось согласиться: Мимун утверждал, что это принесет практическую пользу. И действительно: чтобы объяснить необходимость этих тайных платежей, Мимун привел доводы, которые не приходили Франку в голову: представители партии должны иметь в распоряжении значительные средства для финансирования операций, которые нельзя официально отразить в бюджете, а главное, нужно готовиться к будущему: «Мы не знаем, что принесет завтрашний день, понимаешь? Ситуация нестабильна. У нас так много внутренних и внешних врагов, которые мечтают отстранить нас от власти. Мы должны создать казну на случай возможной войны. Случись сейчас государственный переворот, мы, во всяком случае, сможем защитить революцию. И потом, немного потратить на себя – это не преступление: нам мало платят, и мы будем лучше работать, зная, что наши семьи обеспечены». Все алжирские чиновники имели личные счета в банке, а объяснения, которые они приводили, выглядели вполне убедительно. Судьба алжирской социалистической революции была надежно застрахована, пока на эти счета падала обильная манна небесная еще и в виде доли от нефтегазовых доходов.
На следующий год Франк смог позволить себе купить пятикомнатную виллу с террасой на холме Эль-Биара, с великолепным видом на залив. Правда, этот дом уступал в роскоши дому Мимуна, в нем не было ни парка, ни бассейна. Только красивый сад с фруктовыми деревьями. В благодарность за эффективную работу и верность делу Мимун подарил Франку новый бежевый «Мерседес-504», сказав: «Если ты так и будешь мозолить глаза своим помятым „рено-дофин“, уважения тебе в этой стране не видать. Ты должен показать, кто ты есть. Кроме того, это всего лишь компенсация за жалкую зарплату госслужащего. И начни наконец прилично одеваться!»
* * *
Поездка на черной «волге» заняла всего шесть минут, в окне стремительно пролетали городские улицы; наконец машина остановилась перед внушительным, облицованным гранитом зданием на Литейном проспекте… Игорь вспомнил, как некогда, переходя здесь на другую сторону улицы, всегда оказывался перед «Живым кладбищем» – такую репутацию имело это место: здесь то ли из подземелья, то ли еще откуда-то порой доносились крики и стоны; внезапно они прерывались, и наступала страшная, невыносимая тишина.
В комнате на первом этаже с него сняли пиджак, галстук, часы, ботинки, вынули мелочь из карманов брюк, прощупали одежду согласно тюремному порядку и повели в подвал.
Он шагал по бесконечному коридору; справа и слева тянулись тюремные камеры; когда он проходил мимо них, заключенные начинали кричать и барабанить в железные двери. Они миновали уже несколько коридоров, которые, вероятно, проходили под близлежащими зданиями; внезапно его втолкнули в крохотную камеру с бетонными нарами; дверь захлопнулась, и тут же погас свет. Игорь сел и стал ждать в темноте, ловя звуки в коридоре, но там было тихо.
Через два-три часа дверь открылась, и два человека в форме отвели его в подвальное, примерно двадцатиметровое помещение, где за столом, обложенный папками с документами, сидел тот самый пожилой человек с пронзительно-голубыми глазами, который его арестовал. Игорь увидел свой чемодан, пиджак, кошелек, печатную машинку, переведенную им инструкцию к ультразвуковому аппарату и другие свои вещи из гостиничного номера. Его посадили на деревянный стул. Сотрудник в штатском тщательно осмотрел содержимое чемодана. Голубоглазый закурил.
– Господин Маркиш, не будем ходить вокруг да около. Мы знаем, что вы незаконно въехали в страну под чужим именем и привезли с собой медицинский прибор для Боткинской больницы. Здесь не все ясно. Через жену раввина вы восстановили контакт с бывшей супругой. Мы не совсем понимаем, что это значит. Надеюсь получить от вас объяснение. Думаю, вы человек умный. И сможете избежать многих неприятностей, если будете сотрудничать с нами.
– Меня зовут Андрей Альтман, я гражданин Израиля и…
Один агент в форме схватил Игоря за волосы, а другой с такой силой ударил его кулаком в живот, что он согнулся пополам. Потом оба начали его избивать; Игорь упал на колени, пытаясь защититься, тогда его стали бить ногами. Кровь залила ему лицо, голова ударилась о стол, он потерял сознание. И очнулся уже в своей камере. А может, в другой. Все тело ныло от боли. Особенно болела правая ключица: дотронувшись до нее левой рукой, он не смог удержаться от крика. Тогда он осторожно ощупал подбородок, нос, скулы… Лежа на тюфяке, Игорь неотрывно смотрел на лампочку. Он не знал, сколько времени пролежал так, когда дверь снова открылась. Двое охранников схватили его за плечи, рывком подняли с тюфяка и вытолкнули в коридор. Он снова оказался перед усталым голубоглазым следователем, присевшим на краешек стола. Игоря оставили стоять со связанными за спиной руками.
– Вы обдумали мое предложение, господин Маркиш? К вам вернулась память или начнем все сначала? Кто, по-вашему, устанет первым?
Игорь глубоко вздохнул.
– Вы ошибаетесь, меня зовут Андрей Альтман, я израильский гражданин и требую известить посольство Израиля.
– Сегодня на рассвете Израиль напал на своих арабских соседей. Это война. Он окружен со всех сторон, на этот раз его раздавят. СССР разорвал дипломатические отношения с еврейским государством; все дипломаты и израильские агенты в ближайшие дни будут высланы. Кроме вас, конечно. Консулу перед посадкой на московский рейс задали вопрос, и он подтвердил, что ничего о вас не знает. Итак, вы расскажете мне, что делали в Ленинграде? Что было объектом шпионажа?
– Меня зовут Андрей Альтман, я врач и гражданин Из…
Он не успел договорить: на него обрушился град пощечин. Игорь прикрыл руками голову, его стали бить ногами по телу, он вскрикнул от боли и услышал: «Не так сильно, ребята, вы его убьете». Игорю не хватало воздуха, рот был полон крови, он закрыл глаза и, теряя сознание, сказал себе: «Конец». На него вылили ведро ледяной воды, и это привело его в чувство.