– Операция отменена, возникла проблема, немедленно уезжайте из страны, вам заказан билет на рейс до Москвы в пятнадцать часов, а там следующий рейс в двадцать один час до Лондона. Не возражайте. Никого не предупреждайте, никому не звоните. Возвращайтесь в гостиницу, собирайте вещи и отправляйтесь на такси в аэропорт. А сейчас остановитесь здесь и внимательно разглядывайте эти картины.
Игорь постоял, с минуту разглядывая капибару на берегу какой-то бразильской реки, а когда повернул голову, зал был пуст.
Его обуяло сомнение. Если он подчинится, то никогда не увидит ни Надю, ни сына, а ведь он согласился ехать сюда только из-за них. О какой проблеме могла идти речь? Легенда у него идеальная, он неукоснительно придерживался правил конспирации, не проявлял никакой инициативы; итак, взвесив все за и против, он пришел к заключению, что, наверно, много шума вызвала проповедь раввина, но лично ему это ничем не угрожает. Никто не сможет установить связь между ним и выступлением раввина. Нужно просто не появляться в синагоге, тем более что его миссия уже завершена.
Игорь продолжил перевод инструкции, исправил некоторые ошибки и в четыре часа вышел прогуляться. Он дошел до Адмиралтейства, сфотографировал Кировский театр в память о Нуриеве и продолжил путь по набережной Красного Флота до Медного всадника, которого снял с нескольких ракурсов. Около шести часов он уже был в ресторане «Нева»; за столиками сидели и тихо разговаривали человек десять. Мужчина лет шестидесяти, с усталым лицом и ярко-голубыми глазами, который вошел следом за Игорем и сел через два столика от него, попросил прикурить; Игорь ответил, что не курит, и заказал пиво. В четверть седьмого появилась Надя.
Одна.
Она вошла, запыхавшись, и в нерешительности остановилась перед столиком.
– Я виделась с Петей вчера вечером, он отказался прийти, сказал, что с покойниками не обнимается. Его девушка пыталась его убедить, но сын и слушать не захотел. Я думала, он сразу вскипит, но он выглядел довольно спокойным.
– Все-таки давай попробуем. Скажи ему, что я не в обиде. И что на его месте, возможно, вел бы себя так же. Мы не виноваты, время такое было, чудовищное. Пожалуйста, присядь на минуту. Давай хоть поговорим немного. Мы ведь больше никогда не увидимся.
Надя села; они помолчали. Потом она достала из кармана пачку сигарет «Астра», закурила и предложила Игорю, но он молча покачал головой. Подошла официантка, Надя заказала чай.
– Я тебя предупреждала, что лучше оставить его в покое.
– Как ты? Расскажи о себе, о своей жизни.
– Не хочу я ничего о себе рассказывать. Теперь ты для меня посторонний человек. И для детей тоже – так что не нужно было возвращаться. Ты что воображал? Что мы запрыгаем от радости? Что начнем нашу жизнь заново? Мы знали, что тебе удалось спастись. Тем лучше. А мне удалось забыть тебя.
– Надя, а я никогда не переставал думать о вас, я только хотел…
Игорь осекся. За спиной Надежды появился молодой человек; он подошел и прислонился к спинке ее стула; у него были печальные глаза, тонкие черты лица и усики над верхней губой. Игорь впился в него взглядом, Надежда обернулась.
– Петя! Ты пришел… это хорошо, ты правильно сделал.
Петр не шевелился; глаза его были прикованы к отцу, который тут же встал, улыбаясь ему.
– Я бы тебя не узнал, ты такой взрослый, садись. Что тебе заказать?
Петр не двигался. В кафе вошли двое мужчин в форме цвета хаки и фуражках. Петр указал на Игоря, и к нему сразу подошел мужчина, который просил прикурить, а за ним двое военных.
– Игорь Маркиш, вы арестованы, – объявил человек с голубыми глазами.
– Вы ошибаетесь, меня зовут Андрей Альтман. Я гражданин Израиля. Вот мой паспорт.
Но прежде, чем Игорь сунул руку во внутренний карман пиджака, один из военных резко развернул его спиной к себе и надел наручники. Игорь вздрогнул, увидев на его рукаве эмблему КГБ – в синей рамке меч на щите, красная звезда, желтый серп и молот, – и сказал себе: «Я пропал». Они грубо выволокли его на улицу. Надежда, застывшая у стеклянной витрины кафе, увидела, как Игоря затолкали в черную «волгу», и машина умчалась.
Надежда обернулась к сыну:
– Что ты натворил?! Это же подло!
* * *
Поль решил подарить Камилле на день рождения цветной телевизор самой последней модели, и ему пришлось настоять на том, чтобы она приняла этот подарок; он не понимал, как можно не получать удовольствие от гениального изобретения, осчастливившего его друзей и клиентов: «Все любят телевизор, и если ты его ни разу не смотрела, то откуда тебе знать, что тебе не понравится?» Он взял в привычку дарить молодой паре бытовую технику, а когда была возможность, привозил, как трофей, последнюю модель пылесоса, кофемолку или электрический тостер. Камилла складывала коробки в шкаф, пока не забила его полностью: «Пожалуйста, скажи своему отцу, чтобы он больше не дарил нам все эти игрушки, я все равно не буду ими пользоваться». Мишель и Камилла не жаловали телевидение; молодая женщина на дух не переносила новостную программу, которую она называла «Голос хозяина». Чтобы доставить удовольствие Полю, они поставили телевизор в углу гостиной, но включали его всего несколько раз: когда Мишель смотрел матчи международного чемпионата по регби и на Олимпийских играх в Гренобле. Только Джимми, когда пару раз в месяц приходил к ним на ужин, смотрел какие-то передачи. Каково же было их удивление, когда они обнаружили, что Анна научилась его включать, регулировать звук и выбирать программу на одном из двух доступных каналов! Но больше всего их поразило то, что она никогда не смотрела детские передачи и, если ни одна из программ ее не интересовала, просто выключала телевизор.
А потом случилось нечто неожиданное. Однажды утром Камилла с трудом разбудила Анну – та накануне поздно заснула. Мишель с Камиллой не слишком строго следили за тем, чтобы Анна вовремя ложилась спать. По вечерам они садились на диван, Мишель ставил на электропроигрыватель английские пластинки, они читали, разговаривали, Анна слушала, разглядывая фотографии в книгах о далеких странах. В то утро Камилла вошла в ее комнату, раздвинула занавески и сказала: «Пора вставать, дорогая, ты опоздаешь». Анна открыла глаза: «Да, мама, встаю». Камилла застыла: девочка впервые заговорила с ней. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Анна улыбалась ей. Камилла бросилась к Мишелю: «Она заговорила!» Оба решили, что нужно вести себя так, будто ничего не произошло. И во время завтрака болтали с ней, как обыкновенно болтают о всяких пустяках родители с детьми. Жизнь продолжалась, только девочка решила больше не молчать, а самое удивительное было то, что она рассуждала вполне разумно и здраво, как десятилетний ребенок, хотя ей исполнилось только семь. В каком-то смысле она повзрослела быстрее других, поэтому у нее так и не появилось подружек-ровесниц, да она их и не искала.
Благодаря телевизору раскрылась одна из черт ее характера: она была упряма и знала, чего хочет. Несмотря на юный возраст, Анна никогда не пропускала по понедельникам кулинарную передачу с Рэймоном Оливером
[199]; по средам это была «ТВ-филателия», по четвергам она увлеченно смотрела «Голова и ноги»
[200], а по воскресеньям, когда Мишелю и Камилле хотелось подольше поспать, их будила прямая трансляция утренней мессы. Как-то вечером они смотрели шоу Клода Франсуа, с которым Мишель должен был на следующей неделе делать фоторепортаж из его дома на мельнице
[201], и вдруг в дверях появилась Анна; они подумали, что ее разбудил слишком громкий звук телевизора, и уже собрались приглушить его, как вдруг девочка твердо заявила: «Я хочу смотреть „Журнал путешествий“, это моя любимая передача».