– Я понял, дядя Миша. Счастливого пути. Возвращайся скорее. – Он старался стоять попрямее, напрягая больную ногу, не думая о боли.
Следом за отцом из зала вышел человек, одетый в черное, пожал ему руку и в первый раз улыбнулся. Потом пришла мама, чтобы увести его на прогулку в парк. Их сопровождали конвойные. Все молчали. Вдруг из-за поворота за решеткой ограды показалась толпа, послышались крики и проклятия. Обеспокоенные конвойные переглядывались. Алеша перевел взгляд на родителей, которые ускорили шаг, почти побежали. То гда он выпрямился, гордо поднял голову и двинулся навстречу толпе, стараясь не торопиться и не отводить глаз. Он выбрал в ней одно лицо, юношу со светлыми волосами, чем-то похожего на него самого, и сосредоточился на нем. «Почему? Почему? – молча, одними глазами спрашивал он незнакомого паренька и звал его: – Иди сюда, пойдем на озеро вместе, только перестань, как тебе не стыдно?» – и остановился в нескольких метрах от решетки. Понемногу крики утихли и все взгляды уперлись в мальчика с бледным лицом. Какая-то женщина заметила, каким усилием воли дается ребенку это противостояние:
– Вернитесь домой, царевич, уходите. Вы только посмотрите, какой он бледный!
Сначала в толпе послышался глухой ропот, потом воцарилось глубокое молчание. Алексей потерял сознание и упал: усилие, которое потребовалось, чтобы заставить служить не подчинявшееся колено, было слишком велико. Аликс, всхлипывая, бросилась к сыну; теперь она уже не могла вызвать Распутина: друг, который из любой точки империи мог посылать мальчику свое благословение и вывести его из кризиса, был мертв.
В эти дни в Екатеринбурге у Алексея снова раздулось колено и поднялась температура. Но между бредом и прояснениями сознания он не терял появившейся вдруг у него очень странной способности предвидеть, как обернутся события. Это новое свойство его болезни слишком сильно напоминало Николаю ясновидение слепых, их пророческое пение, он предпочел бы видеть сына другим, нормальным подростком, играющим в одиночестве в саду и спрашивающим, где находятся Фолклендские острова. Отец не знал, что Алексей ведет теперь молчаливые разговоры с птицами. Мальчику казалось, что птицы знают, зачем он здесь. Они только ждут момента, чтобы начать рассказ о своем долгом путешествии, о бесконечной сибирской равнине, которую им пришлось пересечь, о селе с телеграфом, которое им так и не удалось найти, о суровой зиме, которую они пережили, о том, как ждали весну, о старшем, которому не могли не подчиняться. Они казались мальчику друзьями, вернувшимися после разлуки, частью огромной стаи, направлявшейся к дому, где был царь.
Алексею становилось хуже ночью, когда птицы замолкали в гнездах, и ему казалось, что он одновременно живет и в темноте и при свете. Что за дальние страны снятся ночью птицам? Как долго надо ждать, пока все спят, и не на что смотреть. Постель такая огромная, как мир, и неизвестно, в какой ее части лучше устроиться, когда часы и минуты просят не засыпать, не оставлять их одних. Когда мама вставала и приходила к нему, он мучился. Раз она здесь, птицы молчат, им неудобно мешать и беспокоить. Она могла с минуты на минуту разрушить все, как тогда, когда подняла занавеску, за которой он играл с Джойем: «Алеша, не прикасайся к собаке, подхватишь какую-нибудь болезнь!» Маме неизвестным образом удавалось сделать так, что ему трудно становилось играть, одеваться, вставать. Только тогда, когда он заболевал, она становилась терпеливее, но лишь потому, что все время принуждала себя к этому. Мальчику было так жалко ее, что он изо всех сил притворялся, что ему с ней весело.
Глава пятнадцатая
Первое, что сделал Кайджар, когда восставшие против Ипсиланти солдаты выбрали место для привала в тайге, так это выкинул сто серебряных монет с изображением царя всея Руси Николая II. Он не мог не принять денег, которые командующий полком выдал ему как вознаграждение за убитого тигра, но оставлять их у себя не хотел. «Амба», даже мертвая, принадлежала не ему, а лесным богам. Беда охотнику, если он возьмет эти деньги.
Блестящие кругляши рассыпались серебряным дождем, и несколько солдат кинулись подбирать их. Кайджар насмешливо спросил: «Зачем брать деньги? В тайге деньги не надо». Слова его, хоть и были чистой правдой, не охладили страстей, и трое солдат продолжали делить монеты, ссорясь и обвиняя друг друга в жадности.
И все же теперь, когда все узнали, что в тайге можно жить, как Игнат, можно найти себе женщину, солдаты мечтали не о деньгах… Почему исчез молодой солдат, рассказал им, естественно, сам Кайджар, но не сразу по возвращении, а попозже, после того как Ипсиланти вызвал по одному на доклад всех членов экспедиции: сначала капитана, потом Михаила, потом якутских охотников, затем остальных солдат, и в конце концов самого героя – Кайджара. И Кайджар явился к князю, снова спрятавшись за свое прежнее обличье, в котором всегда представал перед офицерами Преображенского полка. Это был опять исполнительный, но очень отсталый солдат, похожий на немого, который подходит для работ при кухне, но только очень простых, поскольку к обучению непригоден и выходить из своего варварского состояния не хочет, да и не может по скудости ума. С его языка не сорвалось ни единого членораздельного слова, он лишь неопределенно мычал, пока Ипсиланти не махнул на него рукой и не отослал его прочь.
Зато позже, за ужином, когда Кайджар и трое его соседей по палатке собрались вместе, он разговорился, но был задумчив и коверкал русские слова больше обычного: «Игната, не сама ушла, за женщиной ушла…» Сотрапезники слишком громко стучали ложками о котелки и, видно, не расслышали сказанного толком. Тогда Кайджару пришлось повторить фразу, а потом и рассказать, как он, углубившись в чащу, чтобы найти травы и острые камни для выделки шкуры «амбы», обнаружил примятую траву и сильный запах женщины; эта лесная жительница, похоже, и забрала их товарища. Никто не спрячется от Кайджара в тайге – ни человек, ни животное. Тут слушатели всполошились, да так, что Кайджар удивился: ну, ушел человек и ушел, не такое уж важное дело, он и рассказал-то об этом только потому, что хотел еще раз показать свое знание леса, свое мастерство охотника. Ему было совсем неважно, есть ли там, в тайге, человеческие существа или нет. Он ведь и прежде рассказывал, что в лесу есть женщины. Оживление сотрапезников было ему непонятно, и он отстраненно замолчал, уткнувшись в свою миску с кашей.
«Послушай-ка, Кайджар, неужто тебе и бабы не нравятся?» – смеясь, спросил Юрий и подмигнул товарищам. Кайджар не удостоил его вопрос вниманием, продолжая ножом выковыривать кусочки мяса из кости. Но позже, на обратном пути в палатку, он, ни на кого не глядя, рассказал, что две его женщины умерли во время родов там, в его селении на берегу большого озера, и теперь он ищет их в лесу. Все женщины, умирающие во время родов, превращаются в лосих и продолжают жить в тайге. Он искал Йелу и Матшу, двух своих жен. После этого рассказа друзья посмотрели на него по-новому, увидели в этом существе, лишенном, как казалось, пола и возраста, другого человека, и не стали задавать вопроса, который был готов сорваться у них с языка: сколько ему лет. Кайджар сам заговорил об этом, словно прочитал их мысли: «Я видел весну шесть по десять раз, и зиму – шесть по десять раз. Но еще раньше Кайджар был волком, и женщиной, а еще раньше – рыбой». Кайджар прищурился так, что от глаз остались только две тонюсенькие щелки, какие бывают у тех, кто после долгого заточения в темноте выходит на белый свет.