Сабина была с этим согласна. А Нардо тем временем выключил музыку и задал ей вопрос, который она сама давно хотела задать, но медлила. При этом он, однако, отступил от тех ментальных маршрутов, которым был привержен:
— А как мы, голые обезьяны, ведем себя в автомобиле на дороге?
Сабину этот вопрос удивил, к тому же ей было жаль расставаться с мелодиями Фабера. Она немного подумала и, не понимая, куда он клонит, предпочла спрятаться за любимым вопросительным выражением лица. А Нардо не унимался:
— Ну, давай продолжим игру. Проанализируй наше поведение за рулем.
— Когда мы ругаемся и желаем смерти любому, кто застрял на пару секунд под зеленым светофором?
— Ну да, к примеру.
Ей нравилась эта игра. Нардо вовсе не хотел поставить ее в затруднительное положение своими вопросами — он стремился стимулировать ее, помочь ей понять механизмы мужского поведения. И она решила подыграть:
— Мы выдаем свою истинную звериную натуру?
— А вот и нет. Я никогда особенно не доверял теории истины, прячущейся за воспитанием и общественным сознанием. Об этом спорят на самых высоких уровнях, но я считаю, что мы представляем собой сумму всех масок, которые носим. Слишком уж удобно рассуждать о масках, не находишь? На самом деле мое настоящее «я» никогда не проявит себя, если я просто о нем подумаю.
— Разве что в автомобиле…
— Нет. Ты меня не понимаешь. Если мы, сидя в машине, кого-то проклинаем, а выйдя из нее, успокаиваемся, то истина в том, что мы, хоть и успокоились, все равно способны проклясть из машины, а значит, настоящей безмятежности в нас нет. И знаешь, если ты возьмешься за экстрим, то трудно будет признать твою правоту. Однажды я видел в Милане, как басист из какой-то панк-группы играл голышом, а его детородный орган был скромно прикрыт носочком. На следующий день в газете один из выдающихся психологов объяснял, что это ярчайший пример поведения робкого человека, который пытается замаскировать свою робость. Ты считаешь это нормальным? Что же, выходит, если б он не был таким робким, то что, обрюхатил бы меня, что ли?
Сабина весело рассмеялась: Нардо умел пошутить нестандартно.
— Ну, поразмысли, Сабина. Почему в автомобиле мы ощущаем себя более раскованными? Пожалуй, еще в «Фейсбуке». Принцип один…
— Барьеры…
— Молодец, девочка. Продолжай.
— Мы чувствуем себя под защитой стального корпуса, мы в любой момент можем выскочить, а следовательно, не особенно себя стесняем…
— Вот именно. Кроме того, мы в нейтральном пространстве, мы анонимны. Ведь теоретически маловероятно, что нас узнает кто-нибудь из сидящих в окружающих машинах, и нас ничто не сдерживает. Более того, для нас автомобиль — в некотором роде дом, и там мы чувствуем себя уверенно, как дома. Вот почему, прости за прозу, мы ковыряем в носу и вообще позволяем себе всякие вольности, даже если рядом с нами, борт в борт, кто-то стоит. Разные исследования показали, что люди, сидящие, к примеру, в арендованных машинах, позволяют себе гораздо меньше из того, что мы упомянули.
— Это настолько же просто, насколько невероятно.
— Добро пожаловать в мир простоты. При столкновениях гораздо более серьезных, чем преимущество при проезде перекрестка, — вживую, в коридоре, в супермаркете те же люди, что обрушиваются на тебя из-за руля, реагировали бы очень сдержанно. И уж точно не стали бы ковырять в носу, оказавшись на том же расстоянии, к примеру, в очереди к кассе. Но ты отдаешь себе отчет, насколько эфемерны те барьеры, что заставляют нас чувствовать себя защищенными в машине? Или на странице «Фейсбука»? Однако стоит нам забыть о последствиях нашего поведения, как мы отпускаем вожжи.
— Ладно, я поняла. Но при чем тут мы с Роберто и все остальные, у кого отношения полиняли и стали скучными?
— Не полиняли и не стали скучными, а стали просто-напросто нормальными. Расслабься, поменяй перспективу, включи мозг и поймешь, что сердиться из-за того, что отношения плохо заканчиваются, это все равно что гневаться, зачем солнце вечером садится, потому что тех отношений, которые заканчиваются хорошо, на самом деле не существует.
— Ты прав. Но что это значит?
— Инстинкт самосохранения генетически обусловлен у каждого дикого зверя. Мы, голые обезьяны, и еще несколько видов животных достигли способности проецировать наши действия в будущее. Значит, мы умеем остерегаться, если последствия того, что мы предвидим, нас пугают. Малыш нескольких лет от роду не шагнет в пустоту, он подсознательно боится высоты. Когда вырастет, он поймет почему. Потом он с удовольствием прыгнет, но только если у него будет парашют или что-то мягкое снизу. Понимаешь меня?
— Да, я уже все поняла. Любовные отношения в некотором смысле дают нам ощущение, что мы находимся внутри своего автомобиля. Я правильно уловила?
— Правильно. Именно поэтому мы во всех смыслах отпускаем себя в присутствии партнера, в каком-то странном убеждении, что отношения, которые нас связывают, никогда не кончатся. Взаимное доверие, интимность дают нам чувство защищенности, заставляют нас чувствовать себя в автомобиле, больше того — дома. И это ощущение длится, как в сообщающихся сосудах, даже когда что-то ломается. Мы продолжаем чувствовать себя под защитой автомобиля и видеть внизу матрасик, который смягчит все наши прыжки.
— А тем сообщением, которое мы только что отправили, мы выдернули матрасик из-под Роберто.
— Совершенно верно. Еще не факт, что это подействует, но попытаться стоило. А теперь, Сабина, ответь мне на один вопрос, только внимательно подумай. Роберто сумасшедший?
— В каком смысле?
— Отвечай не думая, ты ведь его хорошо знаешь. Он сумасшедший?
— Да нет, конечно! Какого черта… Скорее, наоборот.
— Учти, я его не знаю, поэтому полностью полагаюсь на тебя. Мои методы работают всегда или почти всегда, но только с психически нормальными людьми. Будь они неграмотны или научно подкованы, значения не имеет. Каковы бы ни были современные надстройки, они не вмешиваются ни в гены, ни в инстинкты, потому что, уверяю тебя, поле остается зеленым в любом случае. Но если мы имеем дело с психическими патологиями, явными или скрытыми, надо быть очень внимательными. Человеческий разум — это бездонный колодец, и его ресурсы до конца никогда не используются. Там, где есть патология, зачастую эффективен только один способ вмешательства: окончательное решение проблемы с помощью силы.
— Ты начал сомневаться, не болен ли он. Почему?
— Если ты уловила мою мысль, значит, знаешь ответ.
Сабину уже начала одолевать усталость, но она сделала последнее усилие, все еще находясь в плену притягательности этих волнующих бесед о ее жизни, непоправимо посредственной, как и многие другие жизни. На этот раз ей было нетрудно уловить мысль Нардо.
— Потому что он явно перестарался, хотя и ясно понимал, каковы могут быть последствия по ту сторону вполне законного ощущения защищенности либо в автомобиле, либо с парашютом за спиной.