Вишневский имел в виду пьесу о двух героях имперского русского пантеона, князе Дмитрии Пожарском и “гражданине” Кузьме Минине, спасителях Москвы от польской интервенции в 1612 году. Героев дореволюционной России, которым, помимо прочего, в начале XIX века воздвигли памятник на Красной площади в Москве, высмеивали в 1920-х годах многочисленные большевистские авторы, в том числе Демьян Бедный, обвинявший князя Пожарского в коррупции:
Вся Россия была богомерзкий сосуд!
После Смуты, когда наводились “порядки”,
Князь Пожарский был отдан под суд
За взятки!25
Но теперь Минин и Пожарский возвращались в официальный нарратив русской истории. Михаил Булгаков летом 1936 года написал либретто для новой оперы. Оперу, однако, не поставили: Булгакова обвинили в том, что он представляет поляков в положительном свете и показывает недостаточную любовь к русскому народу. Истинный русский патриотизм был найден в имперской опере Михаила Глинки “Жизнь за царя”. Ее триумфальная премьера состоялась в феврале 1939 года под новым – политкорректным – названием “Иван Сусанин”. Опера была посвящена тому же периоду русской истории, что и “Минин и Пожарский” Булгакова.
Возродился интерес не только к русской истории и ее героям, но и к царям, которых раньше проклинала большевистская пропаганда. Они представали не только в книгах и статьях, но и на киноэкране, который, безусловно, был самым эффективным инструментом советской пропаганды того времени. В ноябре 1937 года на приеме в честь наркома обороны Сталин произнес:
Русские цари… сделали одно хорошее дело: сколотили огромное государство до Камчатки. Мы получили в наследство это государство. Впервые мы, большевики, сплотили и укрепили это государство как единое, неделимое государство не в интересах помещиков и капиталистов, а в пользу трудящихся, всех великих народов, составляющих это государство26.
В том же году в СССР вышла на экраны первая серия двухсерийного художественного фильма “Петр Первый”, снятого по роману бывшего белоэмигранта Алексея Толстого. Постановку одобрил лично Сталин.
В следующем году вышел еще один фильм-эпопея, посвященный деяниям русских правителей прошлого. Центральной фигурой фильма “Александр Невский”, снятого выдающимся советским режиссером Сергеем Эйзенштейном, был князь, причисленный Русской православной церковью к лику святых. В фильме борьба Невского со шведами и Тевтонским орденом в XIII веке прославлялась как героическая защита Русской земли. Невский, обращаясь к врагам с Запада, произносит: “Кто к нам с мечом придет, от меча и погибнет”. Сталин желал большего: он поручил своим приближенным организовать съемки еще одного фильма, о другом русском царе, враждовавшем с Западом, – Иване Грозном. Русская слава периода империи была восстановлена ради одной цели – мобилизовать русский национализм перед неизбежной, как считал Сталин и его свита, войной с капиталистическим Западом.
В 1939 году Третьяковская галерея пригласила москвичей и гостей советской столицы увидеть шедевры русского императорского искусства из своей обширной коллекции. Выставка имела большой успех у публики, которая снова почувствовала связь с имперским прошлым родины. Если это чувство было знакомо старшим посетителям, то молодежь, воспитанная в атмосфере большевистского интернационализма и не имевшая этой связи с русской историей или идентичностью, была в растерянности. Школьница Нина Костерина писала в своем дневнике:
Вчера, когда я после осмотра выставки шла домой через центр, по Красной площади, мимо Кремля, Лобного места, храма Василия Блаженного, – я вдруг вновь почувствовала какую-то глубокую родственную связь с теми картинами, которые были на выставке. Я – русская. Вначале испугалась – не шовинистические ли струны загудели во мне? Нет, я чужда шовинизму, но в то же время я – русская. Я смотрела на изумительные скульптуры Петра и Грозного Антокольского, и чувство гордости овладело мной – это люди русские27.
Сталинский режим легализовал русскую идентичность, выстраивая связь с предреволюционной историей. Возврат под контролем партии отдельных черт имперской российской политики и культуры помогал мобилизовать русский национализм на службу Советскому государству и укрепить статус русского народа как старшего в советской “семье” народов.
В мае 1936 года в передовице “Правды” прославлялся патриотизм всех советских народов и их вклад в строительство социализма. Но русский народ при этом выделялся особо: “И первым среди равных является русский народ, русские рабочие, русские трудящиеся, роль которых во всей Великой пролетарской революции, от первых побед и до нынешнего блистательного периода ее развития, исключительно велика”28. Тему развил бывший начальник советской цензуры Борис Волин, ставший главным редактором “Исторического журнала”. Осенью 1938 года он опубликовал статью, в которой писал: “Великий русский народ возглавляет борьбу всех народов советской земли за дело всего мира, за счастье человечества, за коммунизм… Растут и крепнут дружба и любовь всех народов СССР к первому среди равных, к ведущему среди передовых – к великорусскому народу”29. С тех пор русский народ будут называть не только “ведущим среди передовых”, но и “великим русским народом”.
Советская пропаганда определяла отношения между советскими народами официальной формулой “дружбы народов”. Но когда дело дошло до отношений между режимом и населением, верхушка, по-видимому, посчитала, что некоторые народы более дружественны государству, чем другие. Новообретенное доверие к русскому народу шло рука об руку с подозрительностью по отношению к другим народам. Прошли те времена, когда партия готовилась к революционной войне, которая принесет коммунизм в остальную Европу и мир. В годы перед началом Второй мировой войны Сталин готовил страну к возможному иностранному вторжению и расчищал место за предполагаемой линией фронта от потенциальных изменников, так называемой пятой колонны. Критерием, по которому истинных патриотов можно было отличить от предателей, становилась не классовая принадлежность, а этническая.
Если русские в целом воспринимались как благонадежные граждане, то нерусские, живущие на своих исконных землях, или представители крупных диаспор рассматривались как вероятные предатели. Их преследовали с особой силой во время многочисленных волн репрессий, кульминацией которых стал Большой террор 1937–1938 годов.
Пока Сталин чистил партийный и государственный аппарат, выбирая в качестве целей реальных или потенциальных врагов своего правления, “тройки” (партийный функционер, сотрудник ОГПУ-НКВД, прокурор) выносили приговоры миллионам людей, арестованных под покровом ночи. Большую часть отправляли в ГУЛАГ, сеть концентрационных лагерей, где заключенные работали в суровых климатических условиях Сибири и других отдаленных регионов СССР: добывали золото и железную руду, валили лес. Сроки заключения были от 10 до 25 лет без права досрочного освобождения. Отправленным в ГУЛАГ в каком-то смысле повезло – их не расстреляли. По меньшей мере 600 тысяч человек из арестованных и осужденных “тройками” были казнены. Террор ужасал и калечил всех. Родные погибших или заключенных продолжали жить как граждане второго сорта – “члены семьи врага народа”. Детей, у которых арестовали обоих родителей, отправляли в приемные семьи на “перевоспитание”.