Потерянное царство. Поход за имперским идеалом и сотворение русской нации (c 1470 года до наших дней) - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Плохий cтр.№ 64

Свои взгляды на прогресс украинизации Сталин изложил в письме к Политбюро Компартии Украины в апреле 1926 года. Это был прямой ответ Кагановичу, который жаловался на Шумского и его критику декретной украинизации. Сталин поддержал Кагановича в противостоянии с Шумским и сохранил его на посту руководителя Компартии Украины. Шумский, по словам Сталина, был виноват в двух главных ошибках. Он не отличал украинизацию партии и государственного аппарата от украинизации рабочего класса. Первая, утверждал Сталин, должна была идти по плану, а вторую надлежало остановить. “Нельзя заставить русские рабочие массы отказаться от русского языка и русской культуры”³, – писал он. А вторая ошибка – это отказ признать, что при слабости местных коммунистических кадров украинизация, управляемая интеллигенцией, могла принять “характер борьбы за отчужденность украинской культуры и украинской общественности от культуры и общественности общесоветской, характер борьбы… против русской культуры и ее высшего достижения – против ленинизма”⁴.

Целью сталинского письма было не атаковать украинизацию вообще, но указать на то, какая украинизация нужна партии. Партия должна была проводить политику внутри аппарата, но избегать отчуждения от рабочего класса. Не менее важно было осуществлять украинизацию так, чтобы не оттолкнуть украинское общество от России. Исполнить эти задачи предстояло доверенным большевистским кадрам во главе с Кагановичем, верным помощником Сталина, которому было поручено ускорить культурную украинизацию в духе высказанных Сталиным директив. В мае 1926 года ЦК Компартии Украины принял ряд новых указов, Каганович взял на себя личную ответственность за успех украинизации. Мятежного Александра Шумского на посту наркома образования в 1927 году сменил Николай Скрипник, старый большевик, с рвением и твердостью взявшийся за дело украинизации.

В декретах партии это выглядело так. Политика шла по двум направлениям: привлечение местных кадров и языковая украинизация существующего аппарата. Первая тенденция отразилась в том, что в партийных рядах возросла доля этнических украинцев. С 1925 по 1927 год они обрели в партии большинство: их доля увеличилась с 37 до 52 %, доля этнических русских снизилась до 30 %, а доля евреев, второго по величине меньшинства на Украине, осталась практически на прежнем уровне, сократившись с 20 до 18 %. Языковую украинизацию аппарата возглавил сам Каганович, в 1927 году выступивший в ЦК с докладом на украинском языке.

Доля газет на украинском языке выросла с 40 % в 1925 году до более чем 60 % в 1927-м; выпуск книг на украинском языке возрос с 40 до 54 %. На функционеров в партии и правительстве давили все сильнее, заставляя учить украинский, – тем, кто не смог им овладеть, Каганович угрожал увольнением: из-за новой линии партии свыше 250 сотрудников лишились работы. Культурная украинизация показала самые впечатляющие успехи в сфере образования, где к концу 1920-х годов почти 98 % этнически украинских школьников обучались на украинском. Кампания коснулась и университетского образования: доля лекций на украинском увеличилась с 33 % в 1927 году до 58 % в 1929 году.

В другой важной сфере – повседневном общении – политика украинизации достигла немногого. Сторонники украинизации слабо влияли на рабочий класс, и города остались русскоязычными – в большинстве своем, а то и полностью. Крестьяне-украинцы, покидавшие свои деревни ради работы в городах, постепенно начинали говорить по-русски. Негодовали на политику украинизации и уже обрусевшие украинцы, а также этнические меньшинства, составлявшие значительную часть населения Украины. Василий Шульгин, вероятно, не заметил бы особой разницы, если бы ему удалось пройтись по киевским улицам в 1928 году – в последний год правления Кагановича на Украине и масштабной борьбы партии за украинизацию.

Политика коренизации по-разному проявлялась в советских республиках: развитие культур в Российской империи шло неравномерно, а кроме того, различалась и степень мобилизации элит и широкой общественности в поддержку самой политики. Если в таких республиках, как Украина, центральным органам власти приходилось вносить в политику изменения и считаться с возрастающими требованиями сторонников местной культуры и политической автономии, то в других местах коренизация просто означала навязывание культурной политики “сверху”. Москва создавала новые территориальные единицы по этническому принципу, содействовала просвещению элит коренных народов на языках, для которых еще только предстояло создать письменность, и развивала литературу, которой еще не было. Особенно это касалось этнических групп Крайнего Севера, а также некоторых народностей Северного Кавказа и Центральной Азии. На западных окраинах бывшей империи от усилий Москвы по созданию нации больше всего выиграли белорусы – неотъемлемая часть триединого русского народа имперской эпохи.

В декабре 1918 года, получив контроль над большей частью Белоруссии после отступления германской армии, большевики провозгласили создание Коммунистической партии Белоруссии и Социалистической Советской Республики Белоруссия. Республика потеряла более половины территории, отошедшей к Польше по Рижскому мирному договору (1921 год), подписанному представителями РСФСР от имени “урезанной” Белоруссии. Белорусское государство представляло собой узкую полосу земли вокруг Минска, но оно было нужно Москве, чтобы противостоять попыткам поляков, особенно сторонников Юзефа Пилсудского, главы нового польского государства, создать на Украине и в Белоруссии свои протектораты. Чтобы обыграть поляков, Советам пришлось признать существование отдельной белорусской нации и привлечь к ней внимание: и советское руководство, в частности Сталин, было готово пойти на это, несмотря на протесты своих же кадров на местах, веривших в один большой общерусский народ, по крайней мере когда речь шла о Белоруссии.

За несколько дней до подписания Рижского мирного договора завершился X съезд РКП (б). На нем Сталин постарался утихомирить тех партийных чиновников, которые сомневались в существовании белорусской нации. Генсек ссылался на украинский пример и законы истории:

Здесь я имею записку о том, что мы, коммунисты, будто бы насаждаем белорусскую национальность искусственно. Это неверно, потому что существует белорусская национальность, у которой имеется свой язык, отличный от русского, ввиду чего поднять культуру белорусского народа можно лишь на родном его языке. Такие же речи раздавались лет пять тому назад об Украине, об украинской национальности. А недавно еще говорилось, что украинская республика и украинская национальность – выдумка немцев. Между тем ясно, что украинская национальность существует и развитие ее культуры составляет обязанность коммунистов. Нельзя идти против истории⁵.

Власти определили белорусскую нацию на основе исследований этнографов и лингвистов и составленных ими карт, в частности – этнографической карты Ефима Карского, впервые опубликованной в 1917 году. Согласно этой карте, белорусы в пределах советских границ населяли не только Минскую область, вошедшую в Советскую Белоруссию, но и районы Могилева, Витебска, Гомеля и Смоленска, ныне входившие в состав Российской Федерации. Карта Карского помогла советским нациестроителям определить новые границы Советской Белоруссии, которые, по мнению Москвы, требовалось расширить, чтобы заставить поляков отнестись к ним серьезно. Первые два региона были переданы Белорусской республике в 1924 году, таким образом население республики выросло с 1,5 миллиона человек до 3,5 миллиона. Гомельская область добавилась в 1926 году, однако Смоленск, входивший в состав Московского государства с 1654 года, остался в России.