Потерянное царство. Поход за имперским идеалом и сотворение русской нации (c 1470 года до наших дней) - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Плохий cтр.№ 57

В конце февраля 1918 года, после того как немецкие войска вошли в Минск, две группы белорусских активистов, одна из которых сначала сотрудничала с немцами, а другая сформировалась с русской стороны границы, встретились и после жарких споров приняли решение о создании не литовско-белорусского, а отдельного белорусского государства, независимого от России. Третья Уставная грамота от 25 марта 1918 года гласила: “Теперь мы, Рада Белорусской Народной Республики (БНР), сбрасываем с родного края последнее ярмо государственной зависимости, которое насильно набросили российские цари на нашу свободную и независимую страну” ^[27]. Решение о независимости Белоруссии было принято незначительным большинством, и его важность была скорее символической, чем практической: белорусы претендовали уже не на национально-культурную автономию и не на федеральный статус в будущем российском государстве, а на полную независимость.

Немецкие оккупационные власти одобрили Третью уставную грамоту Рады БНР, но кайзеровское правительство в Берлине отказалось признать и белорусское государство, и белорусскую Раду как его представителя – и юридически Рада оказалась в подвешенном состоянии. А немцы совершили примерно тот же маневр, который позволил им установить на Украине консервативный режим Скоропадского: благодаря их помощи во главе Рады БНР встал Роман Скирмунт, потомок шляхетского рода и сторонник правых взглядов. Никаких значительных полномочий Рада не получила. Она служила посредником между оккупационными властями и местным населением, консультировала немецких военачальников и заведовала самоуправлением на местах. Немцы терпели ее, но официальной властью не признавали. Белорусскую раду не избирал народ, не поддерживал оккупационный режим, хотя само ее существование помогало продвигать идею независимой Белоруссии.

Именно в это время Белоруссия обрела символы своей государственности: национальный флаг с белыми полосами вверху и внизу и с красной полосой между ними, а также герб, на котором был изображен рыцарь на коне с мечом и щитом – этот символ восходил еще к временам Великого княжества Литовского. Рада БНР открыла дипломатические представительства в Вильно, Киеве, Берлине и других европейских столицах, выпускала белорусские почтовые марки, поддерживала культурные и издательские проекты. Предводитель белорусского движения Вацлав Ластовский представил основы белорусской “национальной веры” в брошюре “Что нужно знать каждому белорусу?”, которую Пер Андерс Рудлинг, современный исследователь белорусского национализма, назвал “катехизисом”. По сути, книга была попыткой заменить старую конфессиональную идентичность белорусского крестьянства на новую, этнонациональную.

И Ластовский был не один. Максим Богданович взывал к белорусам:

Кто вы такие? Что вы за народ? Спросит кто так у нас, простых людей, а мы и сами не знаем. Все кругом говорят: я поляк, я литовец, я еврей. А мы уже и позабыли имя нашего народа. Вот и отказываемся от него, говорим: я православный, я католик. Ну так это вера наша, а не народ. Послушать польский говор – так и поймешь сразу: не такие они, как мы. Другие, особенно православные, зовут себя русскими. Но посмотришь на русских, что хоть из-под Москвы, хоть из-под Киева, так великую видно разницу между нами и ними… Есть меж нас православные, есть католики, но народ наш – один: у всех один язык, одни обычаи, одни песни, одна одежда, один уклад… Белорусы! Это наш край, наша сторонка. Было у нас и свое государство, и везде звучал наш белорусский язык… ^[28]

Всего за год, с марта 1917 года по март 1918-го, белорусское национальное движение, как и украинское, совершило огромный рывок – от запроса на культурную автономию до требования полной независимости. Движения различались по силе (украинское – более зрелое – было намного мощнее), но оба получили выгоду от немецкой оккупационной политики. Предводители русских националистических кругов отвергли эти движения как плоды немецких интриг. Отвергли их и либеральные политики, которые в конце 1917-го – начале 1918 года нашли убежище на юге России, в Донской области. Ближе к концу мировой войны, когда Германия вывела войска из Украины и Белоруссии, у сторонников единой и неделимой России, пребывавших на Северном Кавказе, появилась возможность попытаться восстановить единство Российского государства. И они в полной мере ею воспользовались.

В январе 1919 года Добровольческая армия – военная сила Белого движения, созданная на Дону русскими генералами в конце 1917 года, – повела наступление на Украину и центральную часть России. Армию возглавил генерал Антон Деникин. Сперва он был в Белом движении только военачальником, а затем, после смерти Лавра Корнилова и Михаила Алексеева в 1918 году, принял и политическую власть.

Деникин, поляк по матери, был решительным сторонником единой и неделимой России. У него было много причин ненавидеть большевиков. Прежде всего он винил их в подписании Брестского договора с Германией, что привело к потере исконно русских земель. Он также выступил против Павла Скоропадского, некогда сослуживца по имперской армии, из-за сотрудничества того с Германией. Для Деникина украинское движение было угрозой, где бы оно ни возникало – на Украине или на соседней Кубани, которую в значительной степени заселяли украинские казаки, ныне мечтавшие о независимости и единстве с Украиной. Летом 1918 года Деникин отправил на Кубань войска, чтобы не уступить там власть ни большевикам, ни режиму Скоропадского. На протяжении 1919 года украинские лидеры Рады были казнены. Деникин таким образом “решил” свой украинский вопрос. Оставался нерешенным украинский вопрос внутри страны.

В теории предводители Белого движения не были связаны ни с какой политической партией и не занимали никакой определенной позиции по вопросу о форме правления в будущем российском государстве: все эти ключевые решения откладывались до созыва Учредительного собрания. А на деле белые были близки к бывшим партиям думского Прогрессивного блока и рассчитывали на их политическую и интеллектуальную поддержку. В блок входили не только кадеты, но и монархисты – тот же Василий Шульгин, осенью 1918 года вернувшийся на Дон. Он стал политическим советником генерала Деникина и помог не только сформулировать, но и воплотить в жизнь политику Белого движения в украинском вопросе.

В августе 1919 года, когда Деникин взял Киев, Шульгин получил возможность воплотить свои взгляды на решение украинского вопроса на практике. Он был главным творцом программного документа Деникина “К населению Малороссии”, обнародованного накануне прибытия генерала в Киев. В нем русский язык объявлялся языком государственных учреждений и системы образования, но малорусский язык при этом не был вне закона – он был разрешен в начальной школе, чтобы помочь ученикам овладеть русским языком, в частных школах на украинском можно было обучать и в старших классах. В судебной системе также мог применяться украинский язык.

Примерно такую программу отстаивали кадеты до войны, в частности, так мыслил Петр Струве, который выступал против запрета украинского языка и культуры, но считал, что они подходят лишь для низших слоев общества, а в высших культурных сферах мог звучать только русский язык. Официальная политика в украинском вопросе, сформулированная Шульгиным и одобренная Деникиным, нанесла жестокий удар по украинской культурной программе, особенно в свете того, насколько ее поддержали Центральная рада, а после – режим Скоропадского. На деле предводители Белого движения не смогли предоставить украинскому обществу даже минимальную свободу использования украинского языка, гарантированную обращением Деникина. В Киеве и других подвластных городах Добровольческая армия закрывала украинские газеты, школы и учреждения. Анатолий Савенко – давний соратник Шульгина, отвечавший за местную пропаганду, – усердно заменял вывески и знаки на украинском языке русскоязычными, а если владельцы домов отказывались это делать, на них налагался штраф.