Реки Аида - читать онлайн книгу. Автор: Марек Краевский cтр.№ 15

В комнате царил полумрак. Через задернутые тяжелые, пушистые шторы не попадал даже самый легкий отблеск с оживленной улицы — ни один снопа света автомобильных фар, ни одна вспышка электрического разряда на трамвайном токоприемнике. Об уличном движении снаружи дома доходили только звуки — или это шум мотора, или звонок трамвая, или неожиданный клаксон. Просачивались они через закрытое окно и тихо журчащее радио, по которому передавали концерт по заявкам.

Она слышала все эти звуки очень отчетливо — ее чувствительные уши обостряли их и усиливали. Они были для нее как свадебные колокола.

Ее обоняние было одинаково чувствительно. Она чувствовала запах сигар в бархатный обивке кушетки, о которой с удовольствием потирала свою щеку, чувствовала невероятный запах цветов со всех сторон, доходящий до ее ноздрей. Он был густой, но легкий, интенсивный, но недушащий.

Слабые глаза девочки мало, однако, видели — только мерцающий огонек света, который медленно передвигался вокруг нее. Обволакивал ее и окружал приветливым блеском — как добрый домовой, как Ангел-Хранитель, о котором рассказывала ей часто панна Людвика. Она улыбнулась. Ей было блаженно. Свое счастье она выразила тихим писком.

Мужчина зажег спичкой фитили трех свечей. Языки пламени освещали шезлонг, на котором лежала девочка, и несколько горшков с белыми цветами, распространяющим этот одуряющий запах. Мужчина налил себе вина в рюмку и выпил ее мелкими глотками. Он смотрел на ребенка, который слегка улыбался. Провоцирует меня, — думал он, — хочет, чтобы я уже сейчас это сделал.

Волнение его распирало. Он не заботился об этом. Умел его подавлять, властвовать над ним всесильно, умел давать ему волю в малых дозах. Так сделает именно сейчас. Маленькая доза удовольствия.

Коснется ее и раздвинет ей цветок, а потом быстро сосредоточится на чем-то другом.

Погладил ладонью ее икры, а потом — как непревзойденный пианист — заиграл пальцами на ее бедре. Проглотил слюну, когда коснулся цели. А потом вдруг и сознательно отвлекся. Да, владел своим возбуждением. Ему не было уже семнадцати лет, когда впервые почувствовал запах этих цветов и обезумел от похоти, в их душном запахе стал мужчиной.

Он посмотрел на серебряный поднос, стоящий на столике, пересчитал крошки пирога, лежащие на тарелке, куриные кости, старательно обглоданные, кусочки желе, прилепленные к серебряной вилочке. Не имел запаса еды для девочек — это было равнозначно лишению удовольствия от общения с ними. Голодные они недоверчивы. А недоверчивые являются неприязненными и сопротивляющимися. Он же хотел только девушек нежных и безгранично ему уступчивых.

Он достал яйцо, застрявшее в серебряном бокале, края которого оплетал орнамент в форме плюща. Разбил яйцо, после чего отделил желток от белка, а этот последний вылил на чистую глубокую тарелку.

Аккуратно закатал ее платье. Он открыл икры в гольфах и бедра в толстых телесных чулках. Позволил себе легкие судороги волнения. Он мог в любое время остановить их. Управлял безраздельно своими реакциями.

Окунул правую руку в скользкий, студенистый белок яйца. Круговыми движениями распределял его по телу девочки, скользил пальцами по ее животу и бедрам, пока не добрался до центра — до реактор тепла, до очага силы. И пробудил в нем мощь.

Он встал и нежно поцеловал ее. Это было прелюдией, завтра наступит концерт.

Пискнула тихо. Ей было блаженно. Уснула.

Понедельники вызывали у персонала кондитерской Францишка Иванейко на Килинского смешанные чувства. С одной стороны официантки радовались относительному спокойствию, который приятно контрастировал с шумом и суматохой, царящими здесь по воскресеньям, с другой, однако, — понедельничные клиенты казались какими-то угрюмыми, невыспавшимися, обидчивыми, а прежде всего, чрезвычайно экономными в чаевых.

Этой последней особенности ни одна из работающих здесь официанток не могла бы, однако, приписать лысому пану средних лет, сидящему под окном в сопровождении красивой барышни. Этот хорошо сложенный, элегантный мужчина в темных очках на сломанном носу щедр и добр был всегда. Часто тоже бывал обольстительным, но его авансы были культурными, шуточными, необязывающими. Сочетание всех этих качеств вызывало то, что он был здесь любимым клиентом. Официантки знали его хороший вкус в выборе гардероба, аромат изысканного одеколона и аромат папирос в синей полосатой папиросной бумаге. Знали также его капризную дочь Риту, ту красивую барышню, которую — о чем хорошо знали — растил вместе со своей кузиной. Он был особенно хорошо известен львовянам и возбуждал у них противоречивые чувства. Ханжи показывали на его пальцами, шепча, что этот вдовец живет в грехе с собственной кузиной, пансионерки хихикали нервно, рассказывая дикие истории о его пьянстве и блудные выходки, бандиты и воры его проклинали, а куртизанки, швейные мастера и владельцы магазинов мужской галантереи — прямо обожали. Он был героем сплетен и сенсационных сообщений в прессе, а его портрет не раз и не два появлялся в бульварной прессе. Его лысая голова и темные очки были предметом насмешек и батярских шуток, и даже темой городской баллады. Его нынешний статус и положение были загадкой для многих, но не для официанток маэстро Иванейки. Они прекрасно знали, что комиссар Эдвард Попельский, называемый Лыссым, бывший полицейский, громкий герой недавнего процесса по делу ужасных убийств женщин, а ныне частный детектив, ждущий повторного приема на работу в полиции. Знали также, что их клиент страдает от какой-то болезни, требующей ношения днем защитных темных очков, и что больше всего любит яблоки в сливках, обильно посыпанные корицей, а женщин, которых чрезвычайно любит, стройных, темноволосых и еврейского типа красоты.

Официантки были проницательными наблюдателями, потому что Попельский — хотя смущался присутствием дочери и только ей пытался интересоваться — теперь не мог скрыть жадных взглядов, бросаемых на их новую коллегу, молодую еврейку, работавшую здесь с недавнего времени.

Через некоторое время он перестал ее заниматься и все его внимание привлек полный господин с усиками, оглядывающийся вокруг. Рассыльный получил от него котелок и тросточку и указал ему столик Попельского. Пан громко рассмеялся, подошел в указанное место, встал и раскрыл объятия. Попельский вскочил с кресла, обнял его сердечно и расцеловал.

— Вилек, ты красавец, — воскликнул он. — Наконец-то дома!

В объятия прибывшего пропала Рита.

— Как ты выросла за эти два месяца! — крикнул гость. — И как похорошела! Нет, невозможно, как актриса! Уже не Ширли Темпл, а почти как Мэри Астор! А у меня кое-что есть для барышни! — Полез в карман и достал из него небольшую куклу. — Вот подарок от дяди Вильгельма! Сюзя в варшавском костюме… Куплена на Старовце (Старом городе) нашей столицы!

Сели на гнутых стульях, которые опасно затрещали под их тяжестью. Рита, оробевшая немного, рассматривала игрушку. Через некоторое время отложила ее и скучая дула через соломинку, пока лимонад бурлил в стакане.