Кира закрыла лицо руками. Отчасти ей хотелось бы верить, что нет ее вины ни в том, что она поддалась искушению и ответила на зов, ни в том, что воткнула шип в нумериста Боба, – что это чужь как-то повлияла на ее разум или даже действовала по собственной воле, либо по неведению, либо умышленно сея раздор.
Но Кира знала, что это не так. Никто ее не принуждал. В обоих случаях она, Кира, сделала именно то, что хотела. Валить свои поступки на Кроткий Клинок – это лишь попытка самооправдания, поиск легкого выхода из суровой реальности.
Кира тяжело вздохнула.
Но ведь не во всем она облажалась. Сведения о Посохе Синевы – безусловная польза, и Кира всей душой надеялась, что поняла верно: обнаружив посох, они поспособствуют желанному исходу войны. Но и эта мысль не заглушала гложущее чувство вины.
Кира никак не могла улечься и заснуть, хотя очень устала. Разум ее бодрствовал, был слишком возбужден. Она включила монитор в каюте и поискала новости с Вейланда (нашла только то, о чем упоминал Акаве), потом стала читать подряд все, что попадалось о жутях. Информации было мало. Они совсем недавно появились в системе Шестьдесят первой Лебедя и в других местах, их еще не успели толком изучить. По крайней мере, на тот момент, когда отправлялись достигшие Шестьдесят первой Лебедя сообщения. Так Кира просидела с полчаса, а потом на периферии зрения появилось сообщение от Грегоровича:
<Экипаж собирается в столовой, коли пожелаешь присоединиться, о Шипастый Мешок с костями. – Грегорович>.
Она закрыла окошко с сообщением и продолжала читать.
Не прошло и пятнадцати минут, как ее напугали грохочущие удары в дверь. Снаружи раздался голос Нильсен:
– Кира! Я знаю, ты меня слышишь. Иди ужинать. Тебе нужно поесть.
Во рту так пересохло, что лишь с третьей попытки удалось облизнуть губы и выдавить из себя ответ:
– Нет, спасибо. Мне и так хорошо.
– Чушь! Открой!
– Нет.
Загремел, завизжал металл – повернулся вентиль в наружной части гермодвери. А затем открылась и дверь. Кира откинулась к стене и скрестила руки на груди, несколько обиженная. Она же, следуя привычке, заперла дверь личным кодом, чтобы к ней не врывались, хотя и понимала, что по меньшей мере половина экипажа справится с замком.
Нильсен вошла и смерила Киру раздраженным взглядом.
Кира заставила себя посмотреть ей в глаза – с вызовом.
– Пошли! – сказала Нильсен. – Еда остынет. Это всего лишь разогретый в микроволновке паек, но ты почувствуешь себя лучше.
– Мне и так хорошо. Я не голодна.
Нильсен несколько мгновений присматривалась к ней, потом закрыла дверь в каюту и – к удивлению Киры – присела в ногах койки.
– Нет, тебе не хорошо. Долго ты собираешься тут сидеть?
Кира пожала плечами. По поверхности Кроткого Клинка пробежала рябь.
– Я устала, только и всего. И никого не хочу видеть.
– Почему? Чего ты боишься?
Кира не сразу нашлась с ответом. Потом заявила резко:
– Саму себя. Ясно? Довольны?
Помощник капитана словно и не заметила ее дерзости:
– Ты облажалась, ну и что? С каждым случается. Важно другое: как ты будешь из этого выбираться. Прятаться от людей – не выход. Это никогда не помогает.
– Да, но… – Слова не шли с языка.
– Что – но?
– Не знаю, смогу ли я контролировать Кроткий Клинок! – вырвалось у Киры. Ну вот. Она это сказала. – Если я снова рассержусь, или разволнуюсь, или… не знаю, что может случиться, и… – Она смолкла, подавленная.
Нильсен фыркнула:
– Чушь! Не верю!
Растерявшись, Кира уж и вовсе не сумела ответить, а помощник капитана продолжала:
– Ты прекрасно можешь поужинать с нами и никого не убить. Знаю-знаю, инопланетный паразит и все такое. – Она хмуро оглядела Киру. – Ты утратила контроль, потому что нумерист Боб сломал тебе нос. От такого кто угодно взорвется. Нет, тебе не следовало пускать в ход шипы. И на сигнал передатчика медуз, скорее всего, тоже не следовало отвечать. Но ты это сделала. Что сделано, то сделано, и довольно об этом. Теперь ты знаешь признаки и проследишь, чтобы такое не повторилось. А сейчас ты просто боишься встретиться лицом к лицу с другими людьми. Вот чего ты боишься.
– Вы ошибаетесь. Вы не понимаете, что…
– Я понимаю вполне достаточно. Ты облажалась, и тебе трудно выйти и поглядеть людям в глаза. Так что же? Худшее, что ты можешь сделать, – прятаться и притворяться, будто ничего не произошло. Хочешь вновь заслужить доверие – выйди, получи по заслугам, и могу тебе гарантировать: за это тебя будут уважать все, даже Фалькони. Нет человека, который не совершал бы ошибок, Кира.
– Но не такие ошибки, – пробормотала Кира. – Вот вы – многих ли закололи?
Лицо Нильсен сделалось строгим, посуровел и голос:
– Думаешь, ты единственная и неповторимая?
– Что-то я больше не видела никого, зараженного инопланетным паразитом.
Оглушительный грохот – Нильсен с размаху хлопнула ладонью по стене. Кира так и подпрыгнула.
– Видишь, все с тобой в порядке, – сказала Нильсен. – Ты же не набросилась на меня. Подумай, Кира. Все лажают. У каждого свои проблемы, с которыми приходится разбираться. Если б ты разула глаза и постаралась увидеть кого-то кроме себя, ты бы это давно поняла. Ты же видела шрамы на руках у Фалькони? Это вовсе не награда за умение избегать ошибок, смею тебя заверить.
– Я… – Кира смолкла, пристыженная.
Нильсен ткнула в нее пальцем:
– И Тригу тоже нелегко пришлось. И Вишалу, и Воробью, и Хва-Йунг. И Грегорович у нас кладезь премудрых решений. – Тон ее не оставлял сомнений в том, что это ирония. – Все, все допускают ошибки. Человек определяется тем, как он разбирается со своими ошибками.
– А как насчет вас?
– Меня? Речь не обо мне. Соберись, Кира. Ты способна на большее. – Нильсен поднялась.
– Подождите… Почему вы беспокоитесь обо мне?
Впервые лицо Нильсен смягчилось – чуть-чуть.
– Потому что так люди и живут. Мы падаем – и мы помогаем друг другу подняться. – Дверь со скрипом отворилась. – Так ты идешь? Пока еда не остыла.
– Да. Иду.
И Кира встала, хоть это далось ей нелегко.
5
Было уже далеко за полночь, но в кухне собрались все, кроме Воробья и морпехов. Вопреки опасениям Киры, с ней были вполне приветливы, хотя она не могла отделаться от ощущения, что все ее оценивают… и видят ее недостатки. Однако вслух ничего неприятного не было сказано, и про нумериста зашла речь лишь однажды – Триг к чему-то приплел его, а Кира, следуя совету Нильсен, открыто признала свою ошибку. Были проявления участия. Хва-Йунг принесла ей чашку чая, а Вишал предложил: