Декабристы - читать онлайн книгу. Автор: Оксана Киянская cтр.№ 37

Следил Сергей Волконский не только за правительственной перепиской. В том же году князь вскрыл письмо своих товарищей по заговору, руководителей Васильковской управы C. И. Муравьева-Апостола и М. П. Бестужева-Рюмина, членам Польского патриотического общества. Муравьев и Бестужев по поручению Директории Южного общества начали переговоры с поляками о совместных действиях в случае начала революции.

В сентябре 1824 года Муравьев и Бестужев, горевшие желанием немедленной революционной деятельности, составили письмо полякам с просьбой в случае начала русской революции устранить цесаревича Константина Павловича и попытались передать письмо через Волконского. «Сие письмо было мною взято, но с тем, чтобы его не вручать», — показывал Волконский. «Князь Волконский, прочитав сию бумагу и посоветовавшись с Василием Давыдовым, на место того, чтобы отдать сию бумагу… представил оную Директории Южного края. Директория истребила сию бумагу, прекратила сношения Бестужева с поляками и передала таковые мне и князю Волконскому», — утверждал на следствии Пестель .

Естественно, после этого личные отношения Волконского с Муравьевым-Апостолом и Бестужевым-Рюминым оказались разорваны. На следствии Волконский показывал, что «на слова начальников Васильковской управы с некоторого времени перестал иметь веру» .

В конце 1825-го — начале 1826 года Сергей Муравьев поднял восстание Черниговского полка. Для того чтобы иметь хотя бы минимальные шансы на победу, руководителю мятежа была нужна поддержка других воинских частей, где служили участники заговора. Однако к генералу Волконскому, командовавшему 19-й пехотной дивизией, он даже не пытался обратиться за помощью.

В целях тайного общества Сергей Волконский использовал и свои родственные и дружеские связи с армейским начальством, высшими военными и гражданскими деятелями империи. А связей этих было немало: вряд ли кто-нибудь другой из заговорщиков мог похвастаться столь представительным кругом общения. С начальником штаба 2-й армии генерал-майором Киселевым Волконский дружил еще с юности; дружба, как уже говорилось выше, связывала его и с генерал-лейтенантом Бенкендорфом — в то время начальником штаба Гвардейского корпуса. «Ментором» и покровителем заговорщика был его шурин П. М. Волконский. «Близкое знакомство» соединяло князя с генерал-лейтенантом И. О. Виттом, начальником южных военных поселений, в 1825 году ставшим доносчиком на декабристов . Волконский был прекрасно известен и всем членам императорской фамилии.

Согласно мемуарам князя, в 1823 году, во время высочайшего смотра 2-й армии, он получил от императора Александра I «предостерегательный намек» на то, что «многое в тайном обществе было известно». Довольный состоянием бригады Волконского, Александр похвалил князя за «труды», добавив, что «мсье Сержу» будет «гораздо выгоднее» продолжать командовать своей бригадой, чем «заниматься управлением» Российской империей .

Летом 1825 года, когда появились первые доносы на южных заговорщиков и над тайным обществом нависла угроза раскрытия, подобное «предостережение» Волконский получил и от одного из своих ближайших друзей — начальника штаба армии Киселева: «…советую тебе вынуть булавку из игры» .

Волконский узнал о тяжелой болезни и последовавшей затем смерти Александра I на несколько дней раньше, чем высшие чины во 2-й армии и столицах. Уже 13 ноября 1825 года, за шесть дней до смерти императора, он знал, что положение почти безнадежное; сообщили же ему об этом проезжавшие через Умань в Петербург курьеры из Таганрога. Следует заметить, что, конечно, курьеры не имели права эту информацию разглашать. Однако П. М. Волконский, к тому времени уже снятый с поста начальника Главного штаба, но не потерявший доверия императора, был одним из тех, кто сопровождал Александра I в его последнем путешествии, присутствовал при его болезни и смерти. Видимо, именно этим и следует объяснить странную «разговорчивость» секретных курьеров.

Пятнадцатого ноября Волконский сообщил эти сведения Киселеву; впоследствии по этому поводу было даже устроено специальное расследование . Когда же стало известно о кончине государя, Волконский сообщил Киселеву, что послал «чиновника, при дивизи[онном] штабе находящегося, молодого человека расторопного и скромного, под видом осмотра учебных команд в 37-м полку объехать всю дистанцию между Торговицею и Богополем и, буде что узнает замечательного, о том мне приехать с извещением» . Фрагмент письма Волконского красноречиво свидетельствует: в армии у князя была собственная секретная агентура.

Естественно, что информацией Волконский делился со своим непосредственным начальником по тайному обществу Пестелем. Летом 1825 года тот пришел к выводу о необходимости скорейшего начала революции . Во второй половине ноября председатель Директории начинает подготовку к решительным действиям: пытается договориться о совместном выступлении с С. И. Муравьевым-Апостолом, отдает приказ до времени спрятать «Русскую Правду». В эти же тревожные дни для переписки с Пестелем Волконский составляет особый шифр (точно неизвестно, был ли этот шифр использован).

Двадцать девятого ноября 1825 года Пестель вместе с Волконским составляет хорошо известный историкам план «1 генваря» — план немедленного революционного выступления Южного общества .

Согласно этому плану, восстание начинал Вятский полк, которым командовал Пестель. Придя 1 января 1826 года в армейский штаб в Тульчине, вятцы должны были прежде всего арестовать армейское начальство , после чего должен был последовать приказ по армии о немедленном выступлении на Петербург. Естественно, что в этом плане Волконскому отводилась одна из центральных ролей. 19-я пехотная дивизия становилась ударной силой будущего похода. Не лишено оснований и предположение С. Н. Чернова, что Волконскому вообще могло быть предложено общее командование мятежной армией .

Однако план этот осуществлен не был: за две недели до предполагаемого выступления Пестель был арестован. К самостоятельным же действиям в заговоре Волконский готов не был — и поэтому отказался от плана поднять на восстание собственную дивизию и силой освободить из-под ареста председателя южной Директории .

Седьмого января 1826 года Сергей Волконский был взят под стражу.

Спустя неделю князя Волконского привезли в Петербург и доставили на допрос к новому императору Николаю I. «Сергей Волконский набитый дурак, таким нам всем давно известный, лжец и подлец в полном смысле, и здесь таким же себя показал. Не отвечая ни на что, стоял как одурелый, он собой представлял самый отвратительный образец неблагодарного злодея и глупейшего человека» — так по итогам этой встречи охарактеризовал князя император .

Конечно, Николай I был очень раздражен событиями конца 1825-го — начала 1826 года, и это раздражение осталось даже по прошествии многих лет. Однако в его словах была и определенная доля истины. С самого начала и до самого конца следствия Волконский удачно играл роль «дурака» и солдафона.

Согласно М. И. Пыляеву, в своеобразный «кодекс» русского «военного повесы» входила откровенность надопросе: «Виновные сознавались по первому спросу… лгать было стыдно» . Внешне князь на следствии вел себя вполне согласно этому кодексу. «Представить имею честь чистосердечные и без всякого затмения истины сделанные мною ответы»; «готов на всякие пополнительные сведения и желал бы оградить себя от нарекания в запирательстве — и заслужить доверия о моих показаниях, желая тем оказать чувство меры моей вины» — такими или подобными словами начинаются большинство ответов Волконского на письменные вопросы следствия .