– Что, если я велю вернуться домой, вернуться – и
охранять меня? Что, если я скажу, что не чувствую себя в безопасности без тебя
и Холода?
Он упал на одно колено. Волна волос скрыла лицо.
– Я по-прежнему капитан Воронов королевы.
– Ты вернешься? – тихо спросила она.
– Если королева прикажет.
Я села на кровати и постаралась сохранить видимость
спокойствия. Прижала колени к груди и попыталась выглядеть совершенно никак.
Если я смогу ни о чем не думать, мое лицо ничего и не выразит.
– Ты говоришь, что ты все еще капитан моих Воронов, но
ты ведь все еще мой Мрак, или ныне ты принадлежишь другой?
Он не поднял голову и не ответил. Я по-прежнему пыталась ни
о чем не думать.
Она окинула меня очень неприятным взглядом.
– Ты украла у меня моего Мрака, Мередит.
– Какого ответа ты от меня ждешь, тетя Андаис?
– Мудро с твоей стороны напомнить мне о нашей обшей
крови. Впрочем, вид его исцарапанной спины подарил мне надежду, что в тебе
больше моего, чем я думала.
Ни о чем, ни о чем, я ни о чем не думаю... Я вообразила
пустоту – словно смотришь в окошко на другое окно, и следующее, и следующее... Пустота,
ничто.
– Безымянное выпустили намеренно, Мрак. Пока я не
узнаю, с какой целью это сделано, я буду защищать все мои активы. Прекрасная
Мередит – один из таких активов. Я все еще надеюсь получить от нее ребенка.
Она посмотрела на меня далеко не дружелюбно.
– Он так великолепен, как выглядит?
Я приложила усилия, чтобы сделать голос таким же
невыразительным, как лицо.
– Да.
Королева вздохнула.
– Жаль. С другой стороны, мне все-таки не хотелось
рожать щенят.
– Щенят? – не поняла я.
– Он тебе не говорил? Две тетушки Дойла большую часть
времени бегают в собачьих шкурах. Его бабка была гончей дикой охоты. Адские гончие,
как зовут их теперь люди, хотя нам-то известно, что ничего общего с Адом они не
имеют. Совершенно другая религиозная система.
Я помнила звонкий лай и голод в глазах Дойла.
– Я знала, что Дойл – не чистокровный сидхе.
– Его дед был пука, и настолько злобный, что соединился
в собачьей форме с гончей дикой охоты и дожил до того, чтобы рассказать об
этом. – Она улыбнулась мило... и злорадно.
– Так, значит, Дойл – такой же продукт смеси генов, как
и я. – Голос остался спокойным, ага. Молодец я!
– Но знала ли ты, что он частично пес, когда брала его
в свою постель?
Дойл так и стоял на коленях все это время, и волосы скрывали
его лицо.
– До того, как он проник в меня, я уже знала, что
частью своей крови он обязан дикой охоте.
– В самом деле?
Она постаралась выразить этой фразой свое недоверие.
– Я слышала лай гончих из его горла. – Я отвела
волосы, чтобы она увидела след укуса на моем плече, очень близко от шеи. –
Я знала, что он грезит о моей плоти более чем в одном смысле – до того, как я
позволила ему утолить и тот голод, и другой.
Ее глаза снова стали жесткими.
– Ты удивляешь меня, Мередит. Не думала, что у тебя
хватит духу на секс с насилием.
– Я не получаю удовольствия, причиняя боль. Насилие в
спальне по общему согласию – дело другое.
– Никогда не видела разницы.
– Знаю, – согласилась я.
– Как ты это делаешь? – спросила она.
– Делаю что, моя королева?
– Как тебе удается этак спокойненько, с милой улыбкой и
нейтральными словами сказать "Иди ты к черту"?
– Это не было намеренно, тетя Андаис, поверь.
– Хорошо хоть не стала отрицать.
– Мы не лжем друг другу, – сказала я, и на этот
раз мой голос прозвучал устало.
– Встань, Мрак, и покажи своей королеве твою несчастную
спину.
Он молча встал, повернулся спиной к зеркалу и отвел волосы
вбок.
Андаис приблизилась к зеркалу, вытянув руку в перчатке
вперед, так что на секунду мне померещилось, что ее рука так и выйдет из
стекла, словно трехмерная проекция.
– Я считала тебя доминантным, Дойл, а мне не нравится
подчиняться.
– Ты никогда не спрашивала о моих пристрастиях, моя
королева. – Он так и стоял к ней спиной.
– А еще я даже не предполагала, как щедро ты одарен
внизу... – Она проговорила это обиженно, словно ребенок, не получивший на
день рождения желанного подарка. – Я хочу сказать, ты же происходишь от
собак и пуки, а они не могут этим похвастать.
– Многие пуки имеют больше одной животной формы, моя
королева.
– Собака и лошадь, да, иногда еще орел – знаю, знаю. А
какое это имеет отношение... – Она остановилась на полуслове, и на ее
накрашенных губах зазмеилась улыбка. – Ты хочешь сказать, что твой дед мог
превращаться не только в пса, но и в жеребца?
– Да, моя королева, – тихо сказал он.
– И снасть, как у жеребца, – рассмеялась она.
Он не ответил, лишь пожал широкими плечами. А я была слишком
испугана ее смехом, чтобы смеяться вместе с ней. Насмешить королеву – не всегда
безопасно.
– Мой Мрак, это все чудесно, но все же ты не конь.
– Пуки – оборотни, моя королева.
Смех стал потише, а потом она сказала все еще смеющимся
голосом:
– Ты намекаешь, что способен менять его размер?
– Разве я могу намекать на что-то подобное? –
спросил он своим обычным невыразительным тоном.
Я видела, как по ее лицу – слишком быстро, чтобы уловить их
все, – проплыли эмоции: недоверие, любопытство и наконец – острое желание.
Она пожирала его глазами, словно нищий, глядящий на золотой слиток: ревниво,
завистливо, алчно.
– Когда все это кончится, Мрак, если ты не станешь
отцом ребенка принцессы, тебе придется делом доказать свою похвальбу.
Думаю, здесь мне наконец изменило спокойствие, но я честно
старалась.
– Я не хвалюсь, моя королева, – почти прошептал
Дойл.
– Я уже не знаю, чего хочу больше, мой Мрак. Если у вас
с Мередит будет ребенок, я никогда не познаю удовольствия от тебя. Но то, что я
о тебе думаю, то, что на самом деле удерживало меня от близости с тобой, никуда
не исчезло.
– Смею ли я спросить, что это такое?
– Ты можешь спросить. Может быть, я даже отвечу.
Пауза длилась секунду или две, потом Дойл спросил: