— Откуда..?
— Ну, я не подпускаю к себе людей, о которых ничего не знаю, Оливия. Да и верить людям на слово… Я слишком многое успел увидеть в жизни, чтобы быть таким наивным. Потому — вестник в приют, о котором ты рассказывала, вестник с твоим магическим снимком — в Академию… И как ты думаешь, что мне ответили?
Я поджала губы. Паршиво. Но не смертельно. Если я так долго ходила на свободе, то и ему от меня что-то нужно.
— И твоя реакция, когда Макс хвастался тем, что поймал Хайраша Ивлон… Оливия, ты замечательная актриса, но слишком юная. Тебе бы у придворных дам поучиться. Они не теряют лица даже в таких ситуациях, где нормальный человек лишился бы разума.
— Какая потрясающая осведомлённость, — процедила я сквозь зубы, понимая, что готова треснуть его чем-то тяжёлым. И пока он оклемается — сбежать. Далеко-далеко, где даже люди не живут. — И почему я ещё не кормлю червей?
Мистер Коллинс помялся и закинул ногу на ногу:
— Поначалу я, конечно, собирался тебя арестовать и передать Максу. Но потом…
— Мои рисунки. Я жива из-за моих рисунков. Мистер Коллинс не брезгует и сам нарушать закон, когда ему это выгодно?
— Не только. Ты… — он поднял на меня глаза, и я замерла. Все ехидные замечания застряли в горле. На меня ни разу в жизни никто так не смотрел. — Ты… — и, опустив взгляд, продолжил. — Оливия, ты молода, умна и, полагаю, сама не хотела той жизни, которая тебе выпала.
— Зубы заговариваешь?
— Пытаюсь тебе помочь.
— Вот, значит, как… — протянула я, понимая, что мистер старший следователь тоже страшно любит сделки. Как-то даже обидно, что у меня инициативу перехватили.
— Ты поможешь мне выйти на убийцу моей матери, а я думаю, что он же и убийца твоего деда, а я помогу тебе начать новую, нормальную жизнь. Идёт?
Как всё гладко у него получается. Даже жутко. И язык чешется полюбопытствовать — а в чём подвох, мистер следователь? Но в остальном — он озвучил то, что собиралась предложить ему я. Ибо с мамашей Стоун и носителем Туманного Пса даже с помощью Раша не справлюсь.
— И почему я должна тебе верить? — не спешила соглашаться я.
— Можешь не верить. Можешь не соглашаться. Даже уйти прямо сейчас. Но тогда ты останешься один на один со всем, что ждёт тебя за этой дверью.
Гад!
Паразит!
Интриган!
— Я согласна! Кровью подписывать соглашение нужно?
— Лучше давай поужинаем и выпьем по бокалу вина. Я устал питаться на ходу.
— То-то к тебе болезни липнут…
Но мистер Коллинс никак не прокомментировал мою реплику, только поморщился, как от кислого вина, и дзеннькнул в неизвестно откуда взявшийся колокольчик.
И спустя три удара сердца в гостиной появился дедушка, с виду того самого возраста, что помнит, когда боги ходили по земле.
— Ваша светлость! — согнулся дед в поклоне.
Беса мне в печёнку. Хотя чему удивляться? Разве что тому, что светлость в участке поработать следаком решила.
— Эдгар, накрой ужин на две персоны в малой столовой. И попроси Мэри подать шоколадные пирожные. Моя гостья любит шоколад.
Смотри ты, не забыл.
— Одну минуту, ваша светлость! — и кажется, ещё звучал голос старика, а его самого уже не было.
— Значит, вот как… — протянула я, совершенно не понимая, как мне полагается реагировать на услышанное.
— Только будь добра — не распространяться. В участке о моём положении знает только Стоун. И теперь — ты. Назовём это актом высочайшего доверия.
И сказал он это так, что я невольно улыбнулась.
Ну, в общем, наш разговор по душам прошёл очень даже неплохо. Хоть и далеко не так, как я ожидала.
— Но ещё много чего я о тебе не знаю, Оливия, — тут же добавил мистер Коллинс. — Например, о твоих рисунках. И о манускрипте Мейрингов, о котором ты упоминала…
М-да. Рано радовалась.
Дедуля оказался довольно шустрым для своего возраста.
Уже спустя минут десять, а может, и того меньше, он явился точно так же — беззвучно и едва заметно, сообщил, что ужин подан, и снова растворился в воздухе.
— Не обращай внимания, — кивнув на дверь, успокоил меня Роберт. — Эдгар уже отвык от общества женщин. Да и людей, в принципе, тоже. Твой визит в мой дом для него — как гром среди ясного неба.
— Я не обращаю, — проворчала я. Соврала. Ибо дед меня откровенно пугал. Не настолько, чтобы бежать сломя голову, но достаточно, чтобы не расслабляться.
Мы прошли в ту самую малую столовую. К слову, совершенно незаслуженно названную малой. В доме Мейрингов и большая в два раза меньше, чем эта.
Но в остальном обстановка была выдержана в том же невычурном стиле — большой массивный стол, такие же массивные стулья из тёмного дерева, хрустальные бокалы на столах…
Как я проглядела в своём начальнике потомственного аристократа? Проклятье на его голову! А ведь считала, что у меня нюх на высокородных. Хотя… предчувствие какое-то у меня всё же было.
Я едва сдержалась, чтобы не скрипнуть зубами или ещё хуже — не выругаться вслух. Впрочем, кажется, я ни капли бы не удивила мистера Коллинса.
— Прошу! — отодвинул он стул по правую руку от места главы семейства.
И я молча заняла предложенное место. Сам хозяин дома занял стул во главе стола. Единственный стул, отличавшийся от общего гарнитура вырезанной головой чёрного льва в спинке.
Роберт пожелал мне приятного аппетита и, наплевав на этикет, принялся за ужин. По-солдатски быстро расправившись с мясом и картофелем на блюде. Мне же кусок в горло не лез, несмотря на то, что ела я нормально в последний раз… давно. Так недолго и заболеть. А тётя Роза говорила, что залог здоровья — сухие ноги и сытый живот.
Потому я закинула в рот кусок отменного мяса и принялась медленно жевать, не в силах отвести взгляд от разинувшего пасть льва.
Смутная догадка заскреблась на краю сознания, но тут же была вытеснена голосом мистера Коллинса:
— Итак, Оливия, — промокнув губы салфеткой и взяв в руки бокал с вином, начал он допрос, — начнём с самого простого — кто ты на самом деле? Меня не интересует, кем ты была в шайке Розы. Меня интерсует, откуда ты пришла в столицу.
Я отодвинула тарелку, понимая, что даже отменный вкус мяса не сможет разбудить спящий летаргическим сном аппетит.
Что ж. Вот так — с самого простого.
Это ещё с какой стороны смотреть.
— Я практически не помню жизни до того, как попала в столицу, — криво усмехнулась я, тоже взяв бокал с вином и запив нерешительность и смятение. — Наверное, моя память сама решила избавиться от не самых приятных воспоминаний.