Мелким шрифтом - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Глэнси cтр.№ 35

Бунт имеет смысл, только если на него кто–нибудь обращает внимание.

Целыми днями я сидел за рабочим столом, читал про больницу, в которую попала бомба, и рассматривал фотографии. Так я пытался снять свою острую невротическую реакцию на это событие, но чем дольше я смотрел на снимки, тем сильнее страдал от отвращения.

Один репортаж сопровождался фотографией, снятой за несколько дней до атаки беспилотника: вот шеренга детишек, они улыбаются в камеру, рядом стоит медсестра и тоже улыбается. Многие ребятишки явно ранены: тонкие ручки и ножки в бинтах, кому–то наложены шины, у кого–то рука на перевязи. У одного мальчика на футболке Микки–Маус; стыдно признаться, но эта ничтожная эмблемка западной жизни на груди малыша вызвала во мне ощущение нашей с ним связи — этот мальчик уже не воспринимался как чужое, инородное существо, как другой, — обычный ребенок, который мог бы быть моим сыном и стать моей личной трагедией. Наглядевшись на улыбающегося малыша в замызганной футболке и ухмыляющегося во весь рот Микки, я наклонился и едва успел схватить мусорную корзину, как меня снова вывернуло.

Обессиленный и удрученный, я принял скромное — иной скажет, пустячное — решение. Я обязан хоть что–то сделать, Наши с женой отношения портились чем дальше, тем боль ше, каждый исполнял свою роль все хуже — ни дать ни взять актеры, в миллионный раз играющие один и тот же дневной спектакль. На работе было не лучше: прошло уже десять лет после смерти отца, и все эти десять лет я проторчал в договорном отделе; десять лет страдал от унижения, ежедневно встречаясь с Оскаром, а теперь мои руки замараны кровью детишек, живущих от меня за тридевять земель… Да, я обязан что–то сделать. Надо просто встать и уйти. Бросить работу, сказать Оскару «Пошел ты подальше» и развестись с женой ^[147].

И все–таки я кое–что сделал. В сущности, пустяк.

Я решился на шажок — пусть мелкий, ничтожный; начхать на последствия, думал я, возьму и увеличу кегль для всех своих оговорок и примечаний; то есть увеличу шрифт!..

Вздую стандартный Arial–восемь до более броского и легко читаемого, но нестандартного Arial–девять.

Закончив работу над договором, я огляделся: не следит ли кто за мной? Потом выделил все, набранное петитом, — и, очертя голову, нажал клавишу.

Увеличил шрифт: вместо восьмого кегля набрал девятым.

Ого! Круто!

Не махнуть ли сразу на десятый? — подумал я. А что, легко!.. Нет, это уж чересчур.

Сердце бешено колотилось, мышь была мокра от пота, ая с восторгом глядел на покрупневший шрифт: сказано — сделано.

Наконец–то пренебрегать моими словами стало чуточку труднее ^{[148] [149] [150]}.

Это бездонный колодец.

Я бых окрылен.

'Наконец–то я перешел к реальным делам.

Уходя, я крикнул нашей секретарше:

— Пока, Пэм!

Она посмотрела на меня как–то странно.

Я улыбался встречным. Они отвечали мне хмурыми взглядами.

У меня была своя маленькая тайна. Своего рода власть. Я кое–что сделал.

Вернувшись домой, я послушал Хаулина Вулфа, выпил виски и даже сплясал в полном одиночестве у себя в кабинете.

Но к утру революция завершилась.

Кое–что насчет своей работы я понял. Я же еще не спятил окончательно.

Знаю, что никто из вас никогда не читает мой мелкий шрифт, но тут до меня дошло, что даже мой босс, мой брат и сторож, его тоже не читает.

Никто и никогда не прочитал ни строчки из моих примечаний.

Оскар не заметил, что кегль стал крупнее обычного, и все остальные тоже. Интересно, хоть один клиент прочел мой петит?

Потратить всю жизнь на сочинение строк, которых никто не читает!

В тот вечер я уходил с работы в угнетенном состоянии духа. Не попрощался с Пэм, но она моего ухода даже не заметила. Глядя в лицо встречным, я глумливо скалил зубы. Они отвечали мне тем же. Но я этим не удовольствовался. У меня было такое чувство, что теперь любые мои действия останутся без последствий. Будто я — невидимка. Возникло своеобразное ощущение свободы.

И тут мне в голову пришла грандиозная мысль.

Винить надо только себя.

Свою подрывную деятельность я продолжил на более высоком уровне: начал тихой сапой искажать текст контрактов с ####. Поймите меня правильно: я не мнил себя праведником и не оболыьцался насчет собственных возможностей. Не тешил себя надеждой, что сумею сорвать хотя бы одну сделку торговцев оружием: этот процесс не зависит от сопроводительных бумаг, бумаги — дело десятое. Я не верил, что все мои подрывные усилия изменят траекторию хотя бы одной смертоносной пули, и все–таки думал, вернее, надеялся: а вдруг мне удастся вынудить компанию #### порвать с нами деловые отношения из–за нашей явной небрежности. Это не означает, что я вознамерился разорить фирму или Оскара; мне просто хотелось избавить нас всех от этого клиента и заодно хорошенько встряхнуть Оскара — его чудовищное самодовольство сводило меня с ума.

Именно с этим прицелом я решил добавить в один из немыслимо длинных договоров с торговцами оружием коечто от себя. Свое дополнение я упрятал в конце девяносто девятой страницы, в дебрях мельчайшего петита. Мало кто из клиентов добирается до девятой страницы. О девяносто девятой и говорить нечего. Единственным исключением может стать собственный юрист оружейной фирмы: именно за такую бдительность ему платят бешеные деньги. А второе исключение я, юрист страховой компании, которому щедро платят за составление договора. И точка. Стало быть все упирается в двух юристов: один пишет договор (это я), а второй читает его в офисе оружейной компании. Тем временем в мире полным ходом идет торговля снарядами, с помощью которых люди на законном основании разносят друг друга в клочья.

При этом каждый снаряд сопровождает куча бумаг, на которые сводят целые леса. Точно так же за любым новым лекарством, за каждой беленькой таблеткой высится гора контрактов, соглашений и прочих необходимых документов. Я не сомневался, что разбросанные там и сям необычные слова затеряются в многословной серой мороси мельчайшего петита. Ничего, на время пускай затеряются, но в конце концов какой–нибудь дошлый юрист все же углядит их наметанным глазом — и тогда нам скучать не придется!..