«Они заключат соглашение, Николь и Геринг, – решил Гольц. – Рейхсмаршалу, изъятому сначала из тысяча девятьсот сорок первого, а потом из тысяча девятьсот сорок четвертого года, покажут разрушенную Германию сорок пятого. Он увидит, что ожидает нацизм, увидит самого себя на процессе в Нюрнберге и наконец станет свидетелем своего собственного самоубийства с помощью яда, переданного в противогеморройной свече. Это, разумеется, окажет влияние на него. И сделка совершится. Нацисты даже в обычных условиях были большими спецами по различным сделкам».
А дальше все просто… Несколько видов чудооружия из будущего, появившихся в конце Второй мировой войны, и эра Варварства продлится не тринадцать лет, а, как поклялся Гитлер, тысячу. Лучи смерти, лазеры, стомегатонные водородные бомбы… Трудно переоценить такую помощь вооруженным силам Третьего рейха. Плюс, конечно, «А-1» и «А-2» или, как их называли союзники, «Фау-1» и «Фау-2». А теперь у нацистов появятся и «А-3», и «А-4» и так далее до бесконечности, если потребуется.
Гольц нахмурился. Поскольку в дополнение к этим, уже имеющимся, в тайной тьме возможного будущего возникали и другие варианты, мрачные и совершенно неясные. Какими они будут, эти менее вероятные варианты? Опасными, но все же более предпочтительными, чем ясный вариант, связанный с чудо-оружием?..
– Эй, вы!.. Там! – крикнул один из сотрудников НП, внезапно обнаруживший Гольца, стоявшего в углу Гостиной с болотными орхидеями. Охранник выхватил пистолет и прицелился.
Совещание между Николь Тибодо, Герингом и четырьмя военными советниками тут же прервалось. Все повернулись в сторону Гольца и охранника.
– Фрау! – Гольц вышел из угла: он предвидел случившееся с помощью своего аппарата фон Лессингера. – Вы знаете, кто я. Призрак на пиршестве.
Он рассмеялся.
Однако Белый дом, разумеется, тоже имел в своем распоряжении аппарат фон Лессингера. Они предвидели ситуацию не менее ясно, чем Гольц. И в этом был элемент фатализма. И ничего нельзя было избежать. И не было никаких запасных путей… таких, во всяком случае, которые были бы желательны Гольцу. Он давно уже знал, что анонимность для него в конечном счете будущего не оставляла.
– В другой раз, Гольц, – с отвращением сказала Николь.
– Сейчас, – отозвался Гольц, направляясь прямо к ней.
Охранник повернулся к Первой Леди, ожидая распоряжений. Казалось, он был очень сильно смущен.
Николь раздраженно махнула ему.
– Кто это? – спросил рейхсмаршал, изучающе глядя на Гольца.
– Всего-навсего бедный еврей, – усмехнулся Гольц. – Не то что Эмиль Старк, которого я тут не нахожу, несмотря на все ваши обещания, Николь. Здесь много бедных евреев, рейхсмаршал. Не меньше, чем в вашем времени. Правда, у меня нет никаких ценностей или собственности, которую вы могли бы конфисковать, нет произведений искусства, нет золота. Уж извините! – Он присел к столу переговоров и налил себе стакан ледяной воды из стоявшего под рукой графина. – Этот ваш зверек, Марси, он злой? Ja oder nein?
[19]
– Нет, – ответил Геринг, ласково поглаживая львенка.
Он сидел, угнездив животное на стол перед собой. Львенок послушно свернулся калачиком, полузакрыв глаза.
– Мое присутствие, – продолжал Гольц, – мое еврейское присутствие здесь нежелательно. И Эмиля Старка нет. Почему его нет, Николь? – Он взглянул на Первую Леди в упор. – Вы боитесь оскорбить рейхсмаршала? Странно… В конце концов, Гиммлер имел дело с евреями в Венгрии, при посредничестве Эйхмана. Есть даже генерал-еврей в опекаемом рейхсмаршалом люфтваффе, некто генерал Мильх. Не правда ли, рейхсмаршал? – Он повернулся к Герингу.
– Ничего такого о Мильхе я не знаю, – раздраженно сказал Геринг. – Это прекрасный человек, я утверждаю это со всей ответственностью.
– Вот видите, – повернулся Гольц к Николь. – Герру Герингу не впервой иметь дело с жидами. Верно, герр Геринг? Вам совсем не обязательно отвечать на мой вопрос, я уже сделал все выводы.
Геринг впился в него злобным взглядом.
– А теперь поговорим о сделке… – начал Гольц.
– Бертольд! – грубо прервала его Николь. – Убирайтесь отсюда! Я позволяю вашим уличным бойцам шататься, где им вздумается. Но если вы мне станете мешать, я прикажу их всех пересажать. Вы знаете цель, которой я добиваюсь этим совещанием. Уж вам-то следовало бы одобрить мои действия.
– А я их не одобряю, – твердо заявил Гольц.
– И почему же? – влез один из военных советников.
– Да потому, что, стоит нацистам победить с вашей помощью во Второй мировой войне, они все равно вырежут всех евреев. И не только тех, что живут в Европе или в России, но и тех, что живут в Соединенных Штатах и в Латинской Америке.
Он говорил совершенно спокойно. В конце концов, он уже видел это, исследовав с помощью аппарата фон Лессингера несколько самых жутких вариантов альтернативного будущего.
– Не забудьте, что целью войны для нацистов было полное истребление мирового еврейства. Это не просто побочный результат войны.
Наступила тишина.
А потом Николь приказала охранникам:
– Прикончите его!
Один из агентов НП тут же прицелился и выстрелил.
Но Гольц все рассчитал. В тот момент, когда дуло пистолета оказалось направленным на него, он вошел в контакт с полем фон Лессингера. Сцена вместе с актерами затуманилась, потом прояснилась. Гольц находился в той же самой гостиной, вокруг красовались все те же болотные орхидеи, но людей уже не было. Он находился здесь один, и только неуловимые призраки будущего порой появлялись вокруг.
Вот промелькнули в беспорядочной последовательности картины, связанные с Ричардом Конгросяном, вовлеченным в какие-то сверхъестественные ситуации, сперва связанные с ритуалами его очищения, а затем с Уайлдером Пэмброуком. Комиссар НП что-то сделал, но Гольц не смог понять, что именно. А затем он увидел самого себя, сначала обладавшего огромной властью, а затем вдруг почему-то мертвого. Продрейфовала мимо него и Николь, но какая-то совершенно иная и непонятная. И повсюду в будущем, казалось, существовала смерть, она поджидала всех и каждого. Что это могло обозначать? Может быть, это были всего лишь галлюцинации?
Этот коллапс уверенности, казалось, был связан с Ричардом Конгросяном. Искажение структурной ткани будущего было следствием его психокинетического дара, определялось парапсихическими способностями этого человека.
Знал ли об этом сам Конгросян? Могущество такого рода может быть неведомо даже тому, кто им обладает. Конгросян, заблудившийся в лабиринте собственной болезни, практически недееспособен, но все еще в состоянии воздействовать на все варианты альтернативного завтра.
«Если бы я мог понять это, – подумал Гольц. – Если бы я мог постичь этого человека, который станет ключевой загадкой для всех нас… тогда бы я победил. Будущее больше не состояло бы из трудноразличимых теней, сцепленных в такие конфигурации, уразуметь которые с помощью обычной логики – моей, во всяком случае, – никогда не удастся».