– Но ведь это же невозможно! – почти одновременно вскричали Эл и Иан.
– Еще как возможно, – сказал Лука. – На самом деле она теперь старуха. Должна быть. Бабушка. Однако выглядит, я думаю, все еще очень неплохо. Да вы сами убедитесь, когда увидите ее.
– Но по телевизору… – ошеломленно начал было Иан.
– О да, – согласился Лука. – На экранах телевизоров она выглядит лет на двадцать. Но откройте учебник истории… Хотя они, разумеется, запрещены для всех, кроме гехтов. Я имею в виду настоящие книги по истории, а не те, что вам дают для подготовки ко всем этим релпол-тестам. Стоит вам заглянуть в настоящую книгу, и вы сами сумеете определить возраст Николь. Факты все там. Правда, их надо будет выкопать из-под всякой муры.
«Факты не имеют никакого значения, – подумал Иан, – когда видишь своими собственными глазами, насколько она молода. А мы видим это каждый день. – Он в упор посмотрел на Луку. – Вы лжете, – едва не сказал он вслух. – И мы знаем это, мы все знаем это. Мой друг Эл видел ее. И он бы сказал, будь она и в самом деле такой старой. Вы ненавидите ее – вот в чем мотив вашей лжи».
Потрясенный, он повернулся спиной к Луке, не желая иметь с этим человеком ничего общего. Семьдесят три года в Белом доме – значит, сейчас Николь почти девяносто. Иан содрогнулся от этой мысли. И сразу же решил выбросить ее из головы. Или по крайней мере попытался это сделать.
– Удачи вам, парни! – Лука удалился, по-прежнему жуя свою зубочистку.
«Плохо, что правительство прикрыло психоаналитиков! – Эл Миллер бросил взор через всю контору на своего дружка Иана Дункана. – Он же совсем расклеился…»
Однако одному из психоаналитиков все-таки разрешили работать. Эл слышал об этом по телевизору. Доктор Сьюпеб – так, кажется, его зовут.
– Иан, – сказал Эл, – тебе нужна помощь. Иначе, начав играть перед Николь, ты провалишься.
– Все будет о’кей, – коротко ответил Иан.
– Ты бывал когда-нибудь у психоаналитика? – спросил Эл.
– Пару раз. Но давно.
– Ты как считаешь – они лучше химиотерапии?
– Лучше химиотерапии даже кастет бандита.
«Если он единственный практикующий психоаналитик во всех СШЕА, – подумал Эл, – то загружен он, несомненно, под завязку. И скорее всего, ему не до новых пациентов».
Однако чем черт не шутит?.. Он отыскал номер психоаналитика, поднял трубку и набрал этот номер.
– Кому это ты звонить собрался? – подозрительно спросил Иан.
– Доктору Сьюпебу. Последнему из…
– Я понял. И зачем? Насчет меня? Или себя?
– Насчет обоих, – сказал Эл.
– Но главным образом из-за меня.
Эл ничего не ответил. На экране появилось изображение девушки. У нее была круглая, полная, высокая грудь.
– Кабинет доктора Сьюпеба, – сказала девушка.
– Доктор принимает новых пациентов? – спросил Эл, залюбовавшись ею.
– Да, принимает, – ответила девушка энергичным голосом.
– Потрясающе! – произнес удивленный, но довольный Эл. – Мы с моим партнером хотели бы посетить его. И хорошо бы побыстрее.
Он продиктовал имена.
– Вас устроит утро пятницы, в половине десятого? – спросила девушка.
– Отлично, – сказал Эл. – Большое спасибо, мисс. Мэм. – Он положил трубку и повернулся к Иану. – Мы добились приема! – воскликнул он. – Теперь нам поможет высококвалифицированный профессионал. Знаешь, расскажи-ка ты ему о восприятии Николь как матери… Кстати, ты заметил эту девочку? Пожалуй…
– Иди один, – отозвался Иан. – Я не пойду.
– Если ты не пойдешь, я не стану играть на кувшине в Белом доме, – спокойно сказал Эл. – Так что тебе лучше пойти.
Иан бросил в его сторону удивленный взгляд.
– Я говорю вполне серьезно, – сказал Эл.
Наступило продолжительное неловкое молчание.
– Ладно, я пойду, – сказал наконец Иан. – Но только один раз. В эту пятницу.
– Это будет решать доктор.
– Слушай, – продолжал Иан, будто не слыша, – если Николь Тибодо и в самом деле девяносто лет, то никакая психотерапия мне не поможет.
– Неужели она так сильно завладела твоими чувствами? Женщина, которую ты даже не видел никогда? Это уже явная шизофрения. А ведь фактически твое воображение поразила… – Эл пошевелил пальцами, – иллюзия. Нечто искусственное, нереальное.
– Что есть реальное и что нереальное? Для меня она реальнее всех прочих, даже реальнее тебя. Даже реальнее меня самого, моей собственной жизни.
– Боже милостивый! – воскликнул Эл, пораженный этими словами. – Ну, по крайней мере тогда у тебя есть ради чего жить.
– Есть, – кивнул Иан.
– Посмотрим, что скажет в пятницу Сьюпеб, – сказал Эл. – Мы спросим у него, сколько шизофрении в этом твоем отношении. Если она вообще есть… – Он пожал плечами. – А может, я и не прав.
«А может, – подумал он, – это мы с Лукой с катушек сдвинулись».
Для него Лука был куда более реальным, куда более важным жизненным фактором, чем Николь Тибодо.
«Но ведь я видел Николь во плоти, – подумал он, – а Иан не видел. В этом-то и заключается разница между нами».
Он взял кувшин и снова приступил к репетиции. Чуть погодя за свой кувшин взялся и Иан Дункан. А еще чуть погодя к ним вернулись энтузиазм и надежды.
10
–Фрау Тибодо! – пролаял армейский майор, тощенький, маленький и прямой как палка. – Рейхсмаршал герр Герман Геринг.
Вперед шагнул очень толстый мужчина в белом, похожем на тогу (невероятно!) одеянии, с маленьким львенком на кожаном поводке и сказал по-немецки:
– Рад вас видеть, миссис Тибодо.
– Рейхсмаршал, – сказала Тибодо, – вы понимаете, где в настоящий момент находитесь?
– Да, – кивнул Геринг и наклонился над львенком, крикнул строго: – Sei ruhig
[18], Марси!
Все это наблюдал Бертольд Гольц. Он ушел чуть в будущее при помощи собственного аппарата фон Лессингера. Ожидая, когда же Николь организует перенос Геринга, он едва не потерял всякое терпение. И вот наконец немец здесь, вернее, здесь он будет через семь часов.
Имея в своем распоряжении аппарат фон Лессингера, проникнуть в Белый дом, несмотря на многочисленную охрану из сотрудников НП, оказалось очень несложно. Гольц просто отправился в далекое прошлое, когда Белый дом еще никем не охранялся, а затем вернулся в ближайшее будущее. Он проделывал подобную штуку уже не раз. И еще не раз проделает. И сейчас, благополучно заглянув в собственное будущее, попал прямо на место преступления. Сцена эта изрядно развлекала его – не только потому, что он спокойно мог наблюдать за Николь, но и потому, что мог смотреть на самого себя (и в прошлом, и в будущем, с точки зрения вероятности). Это была скорее потенциальная возможность, чем действительность. Но такое наблюдение расширяло границы возможности в общем смысле.