В позднекаролингский период эти идеи получили дальнейшее развитие. В «Чудесах святого Германа», написанных около 875 г. Хейриком Осерским, мы впервые сталкиваемся с разделением общества на три сословия: «Есть те, кому [подобает] вести войну, есть другие, что возделывают землю, а вы — третье сословие. Бог поселил вас в своем собственном поместье. Поэтому вы избавлены от физических тягот, и тем больше внимания вы можете уделять служению Ему; другие люди вынуждены вместо вас испытывать тяготы военной службы или [физического] труда, но зато вы служите им, защищая их своими молитвами и богослужениями». Земная иерархия в конечном счете являет собой подобие иерархии небесной, а обе восходят к божественной Троице. В наиболее общем виде эта модель была описана в сочинении Псевдо-Дионисия Ареопагита «О небесной иерархии», которое стало известно латинскому Западу с 860-х гг. в переводе Иоанна Скотта Эриугены. В следующие столетия представление о трехчленном делении общества займет главное место в общественной мысли западноевропейского Средневековья. Здесь же важно отметить следующее. Независимо от того, на какие конкретно разряды (ordines) каролингские эрудиты и богословы делили общество, они неизменно подчеркивали его внутреннее единство, взаимозависимость и взаимодополняемость всех его членов. В этом наглядно являл себя каролингский христианский универсализм.
Глава 10.
Самосознание элит
В каролингскую эпоху представления об общественном устройстве, о правах и обязанностях разных групп населения формировались не только среди духовенства, но и среди мирян. К сожалению, мы почти ничего не можем сказать о том, что по этому поводу думали крестьяне. В силу объективных обстоятельств они не оставили нам никаких письменных свидетельств, где был бы слышен их собственный голос. Не только в VIII–IX вв., но и на протяжении большей части Средневековья они оставались, по образному выражению современных историков, «безмолвствующим большинством». Напротив, об аристократии в этом отношении известно несравненно больше. В ее среде сформировался сословный этос, комплекс морально-этических представлений о достойном и недостойном поведении, что говорит о развитом самосознании этой группы.
Знатный (nobilis) выделялся уже внешним видом. В глазах современников человек благородного происхождения непременно обладает физической красотой. К сожалению, детальные описания внешности в текстах отсутствуют — люди VIII–IX вв. мало интересовались такими вещами. Упоминания подобного рода представляют собой общее место. Мы располагаем подробными словесными портретами только представителей королевского дома, да и то лишь двумя. Один из них принадлежит перу Эйнхарда, другой — Тегана. По словам Эйнхарда, Карл Великий «был широкоплеч и могуч телом, высок ростом… У него был круглый затылок, большие и живые глаза, нос, выступавший немного больше обычного, красивые волосы, цветущее и жизнерадостное лицо… Хотя его шея казалась толстой и короткой, а живот немного выдавался вперед, это скрывалось соразмерностью остальных членов… голос его, хотя и звучный, не совсем соответствовал его внешнему виду». Если верить Тегану, то Людовик Благочестивый «был среднего роста, имел большие и светлые глаза, ясный лик, длинный и прямой нос, не слишком толстые и не слишком тонкие губы, крепкий торс, широкие плечи, очень сильные руки… руки его были длинны, пальцы прямые, ноги длинные и относительно тонкие, ступни большие, голос мужественный».
Наконец, из толпы «простого народа» аристократа выделяла одежда, которая являлась предельно зримым символом социального статуса. По сообщению Рихера, который написал свою «Историю» уже на исходе X столетия, герцог Гуго Капет, опасаясь засад со стороны короля Лотаря, «сменил одежду и притворился одним из прислужников… С помощью потрепанного платья и неряшливого вида герцог укрыл себя, чтобы пройти через опасные места, которых он не мог избежать, и успешно обмануть устроивших ловушки». Смена одежды подразумевала и смену поведения: «…он сам погонял вьючных лошадей, сам надевал и разгружал тюки и старался всем услужить».
[11]
Традиционный мужской костюм светской знати включал в себя полотняную рубаху и штаны, отороченную мехом тунику, меховую накидку и плащ, который застегивался на правом плече. Женщины облачались также в длинные платья до щиколоток. На ногах носили сапоги, кожаные ботинки, иногда с очень длинными и острыми носами, а также сандалии. Каждый элемент одежды был однотонным, как правило, голубым, красным, коричневым, реже зеленым или вовсе не окрашенным, но это было скорее исключением, ибо выдавало принадлежность к более низким сословиям. Судя по многочисленным изображениям на каролингских миниатюрах, сочетание цветов могло быть любым. Единственное, чего не приветствовалось, так это полной однотонности костюма или, напротив, цветовой пестроты его отдельных элементов, будь то полоски или клетка. Королевское платье вдобавок расшивали золотыми нитями и украшали драгоценными камнями, как это видно на миниатюрах с изображением Карла Лысого в Библии Сан-Паоло фуори ле Мура начала 870-х гг. или императора Лотаря I в Псалтыри, изготовленной в середине IX в., вероятно, для его сестры.
Многие представители знати отнюдь не чурались щегольства, ибо изящная и модная одежда, более дорогостоящая и трудоемкая в изготовлении, служила дополнительным подтверждением их высокого положения и материального достатка. Наиболее интересные свидетельства относятся к описанию внешнего вида высшего клира. Не потому, что духовенство больше интересовалось модой. А потому, что в глазах современников подобное поведение представителей этой социальной группы было особенно предосудительным. Ни одна попытка монастырской реформы или церковных преобразований в IX–X вв. не обходилась без борьбы с «недостойным» видом служителей церкви. Людовик Благочестивый заставлял клириков и епископов отказываться от золоченых перевязей, поясов и кинжалов, отделанных драгоценными камнями. Однако ситуация мало менялась. Полтора столетия спустя Рихер красочно описывает модников из среды духовенства, которые носят дорогие туники, роскошные меховые одежды, недозволенные меховые шапки с наушниками, «срамные» короткие штаны из очень тонкой ткани и неприлично узкую обувь с острыми носами. Даже монахи предпочитали платье, подчеркивающее талию и облегающее ягодицы, «как у блудниц».
Представления о знатности отнюдь не сводились только к внешним (пусть и наиболее зримым) атрибутам, но подразумевали обладание определенными моральными качествами и следование определенной модели поведения. Представители светской знати — это, прежде всего, воины. Неудивительно, что, по мнению каролингских хронистов, едва ли не важнейшей отличительной чертой аристократа является воинская доблесть. К ее проявлениям авторы относятся с особым вниманием — чем более крайние формы она принимает, тем более высокой оценки заслуживает. Аристократ должен храбро сражаться и предпочесть гибель на поле боя позорному бегству ради спасения жизни, даже если силы соперников явно неравны и победа вряд ли достижима. Характерно, что в каролингскую эпоху в битвах сплошь и рядом принимали участие епископы и аббаты, представители все тех же аристократических семей. Причем многие служители церкви демонстрировали отличное владение боевым оружием.