Робин закрыл дверь, задвинул засов и вернулся к Марианне.
– Кто это так рвался прислуживать тебе за столом? – спросила она.
– Кто же, как не Скарлет! – фыркнул Робин и рассмеялся. – Он на тебя хотел посмотреть, а не прислуживать. Ты же слышала, что Джон и Статли раздразнили его, хвастаясь, что видели тебя, а Виллу так не посчастливилось. Вот он и не смог вытерпеть муку любопытства!
– А почему он сказал, что ты считал углы в трапезной? – удивилась Марианна.
Робин посмотрел на нее с доброй усмешкой и, помедлив, ответил:
– Вернувшись в Шервуд после нашей первой ночи, я весь день думал о тебе, чем бы ни занимался, и постоянно натыкался то на стену, то на стол, став предметом общих шуток. Не вставай, Мэриан, – сказал он, заметив, что она хочет выбраться из-под покрывала и ищет глазами платье, – я покормлю тебя.
Он перенес блюдо с мясом на постель, поставил его возле Марианны, достал из ниши в стене серебряный кубок, наполнил его вином и устроился на постели рядом с ней. Обмакивая в соус кусочки мяса и хлеба, он кормил ее с рук, как птенца в гнезде. Они по очереди пригубливали кубок, запивая вином сочное мясо, пока не почувствовали насыщение. Тогда Робин поставил блюдо с остатками ужина на стол, сполоснул руки из кувшина с водой и достал из сундука полотенце.
– Мне тоже надо умыться – у меня все губы в соусе! – сказала Марианна, решительно выбираясь из постели, но он покачал головой с безмолвным запретом. – Позволь же мне подняться! – возмутилась она.
– Зачем? Я сам тебя умою, – усмехнулся Робин, вытирая руки.
Он вернулся к Марианне и стал целовать, собирая с ее губ остатки соуса. Она обняла его за шею, и их губы слились в долгом поцелуе.
– Как же сладостны твои поцелуи! – прошептала Марианна, закрывая глаза, когда руки Робина медленно обняли ее и заскользили, лаская. – Вовек бы не отрывалась от твоих губ!
– Иди ко мне! – шепнул в ответ Робин, ложась рядом с ней и, сбросив с нее покрывало, властно провел ладонью по ее телу, затрепетавшему в ответ.
Охваченная внезапным желанием не только получать от него ласки, но и дарить их ему, Марианна стала осыпать поцелуями плечи и грудь Робина. Он улыбнулся и молча лег на спину, всем видом выражая полную покорность ее воле. Неимоверно тщательно и настойчиво, словно поселенец, осваивающий новую землю, Марианна изучала его тело. Смуглая кожа была такой гладкой, что губы сами стремились прикоснуться к ней снова и снова. Вспоминая, что делал Робин, Марианна старалась повторить его ласки, с нежным любопытством ожидая, как отзовется его тело, и с восторгом услышала, как участилось его дыхание. Заметив, как он вздрогнул, когда ее локон случайно упал ему на грудь, она уже намеренно провела узкой прядью волос по мускулистому животу. В ответ он на ощупь нашел ее запястье и сжал его. Тогда она кончиками пальцев повторила поцелуями путь, ранее проделанный прядью, и замерла, украдкой посмотрев на Робина.
Ответный взгляд обжег ее. Робин не сводил с Марианны полуприкрытых пристальных глаз. Ее сердце отчаянно забилось, когда он шепнул:
– Да! Пожалуйста…
Ладонь Марианны, дрогнув, скользнула ниже, и вдруг за едва ощутимым прикосновением последовал быстрый и робкий поцелуй. Он прерывисто вздохнул, она отпрянула и в то же мгновение оказалась в плену его объятий.
– Ох, Саксонка, ты сама не знаешь, как же ты хороша! – прошептал Робин, опрокидывая Марианну на спину.
Потом они долго лежали рядом, взявшись за руки, утомленные. Робин, казалось, задремал, но Марианна не спала, и он, почувствовав это, открыл глаза и вопросительно посмотрел на нее.
– О чем ты так глубоко задумалась, сердце мое?
– Мне надо многое рассказать тебе, – ответила Марианна, – и о многом спросить, если позволишь.
Глаза и лицо Робина приняли самое внимательное выражение.
– Ты можешь спросить меня обо всем, что пожелаешь узнать, ласточка. С чего начнешь? С рассказа или вопросов?
– С рассказа, – ответила Марианна и так же, как Робин в последний вечер во Фледстане, сказала: – Только мне нужна ясная голова, а когда ты меня обнимаешь… Оденемся и сядем за стол.
– Сделаем проще, – предложил Робин и, выпустив руку Марианны, перебрался на другой край кровати, сел и взглядом предложил Марианне сделать то же самое.
Теперь они сидели напротив друг друга. Наполнив кубок вином, Робин дал Марианне сделать из него глоток и сказал:
– Говори, ангел мой!
И она рассказала обо всем, что этим днем произошло во Фледстане: о разговоре с отцом, о том, как он поведал историю ее давней помолвки. Помня упрек Робина в том, что она умолчала о планах Лончема, Марианна рассказала и о сватовстве Ричарда Ли, закончив рассказ тем, как она смогла вырваться из Фледстана и уехать в Шервуд.
Робин мелкими глотками пил вино, не пропуская ни одного слова, сказанного Марианной. Когда она замолчала и вопросительно посмотрела на Робина, он, опустив глаза, вгляделся в рубиновую глубь вина и едва заметно усмехнулся.
– Признаться, я глубоко тронут и отзывом твоего отца обо мне, и великодушием, которое он был готов проявить, если бы оказалось, что твой первый ребенок мой, а не Ричарда Ли. Теперь же ты хочешь спросить меня… Да, это я, – сказал он, вскинув на нее глаза, и отчетливо произнес: – я наследный сын Альрика Рочестера графа Хантингтона, помолвленный с тобой волей наших отцов. Ты все правильно поняла, Мэриан.
Целый вихрь мыслей пронесся в голове Марианны, а Робин смотрел на нее так, словно листал эти мысли как страницы книги.
– Почему я не открыл тебе прежде ни своего имени, ни правды о нашей помолвке?
– Не объясняй, – тихо сказала Марианна, взяв из его рук кубок и пригубив вино. – Ты не хотел, чтобы я попала в плен иллюзий, полюбив тебя как графа и наследника знатного рода. Если бы ты сейчас не был уверен, что я люблю тебя таким, какой ты есть, то опять нашел бы способ не лгать, но уйти от ответа. Единственное, что для меня остается непонятным, это то, что ты наследовал отцу, хотя мне известно, что у тебя был старший брат по имени Уильям.
– Ну почему же был? Он жив и здоров и по-прежнему мой брат. Это Вилл, которого называют Скарлетом, – ответил Робин.
Марианна от неожиданности едва не выронила кубок. Богатый событиями день оказался еще и щедрым в открытии тайн. Вилл Скарлет – старший брат Робина! Значит, и брат Клэренс. Как же понять враждебность, с которой Клэренс говорила о нем? Горячо любя одного брата, с такой же горячностью не любила второго? Сам же Робин говорил, что у него нет ближе друга, чем Вилл. При этом Вилл – старший брат, но наследным сыном был не он, а Робин.
– Но… – только и смогла она сказать, не зная, как продолжить дальше, запутавшись в странных отношениях рода Рочестеров и особенно в том, что связано со старшинством и наследными правами.
– Обо всем, что касается Вилла, вправе говорить только Вилл, и никто более, – довольно жестко отрезал Робин в ответ на ее так и не заданный вопрос.