Венеция. История города - читать онлайн книгу. Автор: Мартин Гарретт cтр.№ 22

Еще один значимый византийский трофей, хотя дата его появления неизвестна, — это Святая Дева Никопойя, икона XII века, которую в битвах несли перед императором. (Вот почему она называется nikopoia, «приносящая победу», а не по названию места создания, как часто считают.) Она, очевидно, не оправдала надежд последних императоров; а значит, как вполне могла бы счесть Венеция, решение перевезти ее и поместить в тот источник, откуда черпает свою силу народ, выигрывающий нынешние битвы, было вполне закономерным и правильным. Отныне она не подвергнется риску на полях сражений. А то, что она находится в базилике, можно рассматривать как знак покровительства Богоматери.

В базилике найдется немало удивительного и достойного восхищения. В сокровищнице, в правой части церкви, содержится богатая коллекция икон, потиров, драгоценных чаш и тому подобного. Многие из этих предметов также прибыли из Византии. В капелле Дзен есть два могучих льва из красного мрамора, выполненных в романском стиле, которые, вероятно, некогда охраняли южные ворота базилики (их закрыли в XVI веке). Мозаики XIV века в баптистерии рассказывают историю Иоанна Крестителя, где не забыта и элегантно светская Саломея. С крутой лестницы, ведущей в музейную часть, расположенную над атриумом, вам откроется незабываемый вид на интерьер церкви, а затем с галереи — наружу, на голубей, флаги, сувенирные прилавки и нескончаемые толпы Пьяццы. Рядом с копиями лошадей, но отнюдь не выше башен и колоколен церквей, вы не почувствуете себя недостижимо возвышающимися над спешащими внизу людьми или отстраненными от них, наоборот, ощутите более тесную связь с ними, ведь теперь вы — живая часть фасада, которым они любуются. Хотя, конечно, на Пьяцце найдется немало заслуживающих внимания вещей, и фасад Сан-Марко — всего лишь одна грань общего ансамбля, к которой вам позволено присоединиться.

Собор Сан-Марко необычайно прекрасен, и бывают мгновения, когда усталый или охваченный восторгом посетитель может почти поверить в фантазии Теофиля Готье о мозаиках, оживающих в свете золотых молний, когда застывшие складки одежд святых «становятся мягче и начинают струиться, остекленевшие взгляды оживают… застывшие ноги делают шаг; херувим взмахивает своими восемью крыльями; ангелы расправляют пурпурные и лазурные перья, пригвожденные к стенам безжалостной мозаикой». Фантомы «ослепительные, головокружительные, мнимые… проходят перед вами, встряхивая нимбами длинных золотистых волос». Но встреча с Сан-Марко не обязательно должна вызывать такую бурю эмоций. По мере того как знакомство с храмом становится все более и более тесным, ваше отношение к нему меняется, и вот однажды, говорит Генри Джеймс, «вы проходите под украшенными картинами портиками с чувством привычной дружеской радости и желания оказаться поскорее в полутьме и прохладе». И вы не обнаруживаете

И все-таки обычно находятся, продолжает Джеймс, художники, пытающиеся «своими мольбертами, шатко установленными на волнообразном полу», отдать должное мраморным плитам, «великолепным панелям базальта и яшмы, распятиям, чья одинокая боль кажется еще глубже в вертикальных лучах света, дарохранительницам, чьи распахнутые дверцы открывают взору темные византийские образа, испещренные тусклыми, кривыми драгоценными камнями», но

Дворец дожей (палаццо Дукале) играл многоплановую роль в жизни Венеции. Здесь располагался своего рода административный центр, проходили заседания правительства, вершилось правосудие. Во дворце находились личные покои дожа, комнаты для совещаний, огромный зал для заседаний Большого совета и тюремные камеры. Изначально (первый дворец на этом месте построили, скорее всего, в IX веке) он был еще и крепостью, но со временем эта его функция стала играть все меньшую роль — в основном благодаря существованию хороших укреплений у входа в лагуну. Стремясь подчеркнуть мощь и богатство Венеции, его украшали не орудийными башнями и пушками, а самой драгоценной и изысканной отделкой, включая картины Веронезе, Тинторетто и им подобных. Так, на радость любителям венецианского искусства и архитектуры, Дворец дожей стал сокровищницей, хранилищем величайших шедевров своего времени.

Дворец занимал центральное место в жизни Венецианской республики и до сих пор является для венецианцев одним из основных символов их славного города. Вместе с куполами и кампанилой Сан-Марко его бело-розовый фасад (результат перестройки в середине XIV века) определяет вид города с моря, от церкви Санта-Мария делла Салюте и до церкви Сан-Джорджо Маджоре. Огромный балкон был достроен, отчасти чтобы впустить побольше света в зал Большого совета, в 1404 году. Историк архитектуры Дебора Говард рассказывает о том, как устроен фасад:

Элементы, заимствованные из мусульманской архитектуры, делают фасад уникальным. Говард отмечает, что «ажурная резьба по мастерству исполнения напоминает мавританские образцы, а причудливые зубцы вдоль края крыши кажутся более подходящими египетской мечети, чем дворцу итальянской общины». Венеция начала завязывать отношения с Восточным Средиземноморьем и Ираном задолго до взятия Константинополя турками в 1453 году.

На нижних уровнях фасады, выходящие на Моло и Пьяццетту, богато украшены резьбой. На углу рядом с Понте делла Палья находится большой барельеф — «Опьянение Ноя» работы Филиппо Календарио — возможно, он же и был главным архитектором дворца. Нетвердо стоящий на ногах, пошатывающийся Ной проливает вино из своего кубка, его терпеливый сын Сим прикрывает наготу отца, а справа хмурится Хам, который, очевидно, относится к происходящему несколько иначе. Тему человеческих слабостей Календарио продолжает в другом барельефе — «Адам и Ева» — на углу между Моло и Пьяццеттой. Слабость следует прощать либо осуждать, как во дворце и на близлежащей Пьяццетте, где проходили казни. По иронии судьбы, самого Календарио повесили в 1355-м за участие в заговоре дожа Марино Фальеро. Когда в 1420-м году дворец расширили вдоль Пьяццетты и вплоть до базилики, Бартоломео Бон посвятил свой барельеф теме правосудия, создав «Суд Соломона» (рядом со входом во дворец Порта делла Карта, над которым он тоже работал). Бон запечатлел тот драматический момент, когда палач поднял беззащитного младенца за руку и готовится нанести удар; настоящая мать ребенка в ужасе, а за ней — притворная мать невозмутимо смотрит на происходящее; спокойный мудрый Соломон со своего трона предотвращает убийство в последний момент, но без спешки: видно, что он все обдумал заранее, в отличие от других не столь мудрых судей. Эта сцена подразумевала, что внутри здания царит та же атмосфера истинного правосудия.