Черновик человека - читать онлайн книгу. Автор: Мария Рыбакова cтр.№ 40

…Я – Света Лукина, говорит она и смотрит на Левченко. Я была маленькая. Чудо-ребенок, стихи писала. Что, не помните? Вы, дядя Жора, мне когда-то обещали, что я никогда не стану взрослой.

Света следит за выражением его лица. Оловянные глаза и недвижные губы. Неужели он совсем забыл, кто она такая.

Левченко заморгал часто-часто, будто что-то попало ему в глаз, раздвинул губы в желтозубой улыбке, широко развел руки: Светочка! Да может ли это быть! Сколько лет, сколько зим. Дай я тебя обниму.

И он встает, долговязый, перегибается, без прежней ловкости, через стол. Обнимает ее своими длинными руками.

Так! Ты должна обязательно пойти с нами на ужин. Ноэмия!

Переводчица появляется за его плечом (оказывается, она все это время была здесь).

Ноэмия, разреши тебе представить Свету Лукину, знаменитого поэтического вундеркинда. Светочка, это Ноэмия, профессор славистики. Младший профессор, поправляет Ноэмия, сдвинув брови, но с улыбкой на лице. Очень молодой и красивый профессор, говорит Левченко, ах, Ноэмия, Света обязательно должна пойти с нами в ресторан, вы не представляете себе, какая это судьбоносная встреча. Я и Света не виделись лет двадцать – или тридцать, Света, сколько уже минуло? Надо же, где довелось наконец увидеться.

У нас стол зарезервирован на четырех человек, говорит переводчица. Вы, Георгий Иванович, плюс профессор Болтсон, плюс профессор Мега с французского департамента, и я – на секунду запнувшись, – но пятого человека тоже, думаю, за стол можно будет вместить. Это не должно быть проблемой.

Вы уж постарайтесь, Ноэмия, я отсюда без Светы не уеду, говорит Левченко и опять желтозубо улыбается.

А можно еще одного гостя, спрашивает Света.

Ой, боюсь, уже не получится, качает головой переводчица, тогда нужен другой стол, а резервацию поздно менять.

Вы ведь пойдете с нами, Света, пойдете, переходя вдруг на «вы», спрашивает Левченко.

Да, только секундочку, мне надо спросить у одного человека, говорит Света смешавшись и пятится назад, не зная, куда посмотреть. Все идет совсем не так, так она предполагала. Какой-то ужин, какая-то Ноэмия, почему Левченко лезет обниматься. Он что, не понимает, кем он ей стал. Она же его убить хотела. И что скажет Эрик. И стихи Эриковы, она забыла передать Левченко папку с Эриковыми стихами.

Далеко не уходите! Мы вместе поедем, кричит Левченко ей вслед.

Света выходит на улицу; Эрик, Эрик, где ты. Вот он я, ну что, успех? Эрик выныривает откуда-то справа, улыбаясь во весь рот, чему он радуется-то, неужели он совсем ничего не понимает. Пока не передала, Эрик, но вот что, они зовут меня с собой на ужин. Не знаю, идти или не идти. Но там я точно смогла бы твои стихи передать. И проследить, чтобы он их не потерял.

Это было бы сумасшественно хорошо, Света, иди, говорит Эрик. Тебя подвезти в ресторан?

Нет, Эрик, у них есть машина. Но скажи, тебе же, наверное, тоже хотелось бы пойти? Я не знаю, смогут ли они еще одного человека уместить, но я могу поспрашивать.

Нет, Света, я стесняюсь, я там не знаю никого, а вы с Левченко давние друзья, вам, наверное, много о чем хочется поговорить. Я тебя только стеснять буду.

Он действительно так думает или просто угадал сомнение в ее голосе? Ей стыдно, что она хочет избавиться от него. Но если она пойдет на ужин с Левченко, она пойдет одна. Эрик ей сейчас совершенно не нужен: ни его стишки, ни поцелуи, ни дружба, ни звери – ничего.

Что ты, Эрик, как ты меня можешь стеснять. Нет, Света, я серьезно, пойди лучше одна, Левченко же тебя хочет видеть, а не всех кого попало. Вот если ты ему стишата передашь, будешь самая драгоценная Света в мире. Хорошо, Эрик, это обязательно. Давай, Света, я за тобой заеду после вашего ужина. Ты что, будешь меня все это время ждать? Не страшно, я с удовольствием, позвони мне, когда захочешь. А если этот ужин долго продлится? Не важно, я не устал, я в бар пойду, звони, когда захочешь. Спасибо, Эрик. Она поцеловала его в щеку – зачем? – и пошла обратно в зал, несколько раз споткнувшись по дороге.

Левченко тут же обнял ее за плечи и потащил, причем не по прямой, к машине, а какими-то кругами. Они натыкались на радостных, суетливых, совершенно ненужных людей и пожимали руки, издавая приветствия и прощания на двух языках (грейт, найс тусию, гуд бай, а вы знакомы со Светой Лукиной, знаменитым русским поэтическим вундеркиндом?) или просто мыча. Потом погрузились в машину, причем переводчица оказалась в роли шофера, а Левченко и Света – в роли пассажиров на заднем сиденье, и Левченко, стараясь устроить ноги так, чтобы они не упирались коленями в кресло водителя, все спрашивал: ну что, Света, как ты была все эти годы, Света, какими же судьбами – но не дожидался ответа.

Автомобиль спускался к морю по скудно освещенной дороге, море серебрилось от звездного мерцания. Правда, здесь красиво, Света, но совсем не так красиво, как в Крыму, правда, Света, а что ты здесь делаешь, ты что, учишься или работаешь, или ты замужем за американцем? Что, не замужем? Ну и правильно, зачем себе вешать ярмо на шею. Хотя я всегда был очень счастлив в браке. Рано или поздно вы своего человека встретите. Ноэмия, вы обязательно должны взять Свету преподавать у вас русскую литературу! Она знаменитый поэт, уверяю вас, знаменитый, лауреат международных премий, правда же, Света. Она вам так расскажет про Пушкина и Маяковского, как вашим профессорам и не снилось.

Ооо? Дааа? говорила переводчица (от которой был виден только затылок), и в ее голосе слышалось: откуда вдруг взялась эта Света, зачем она здесь? А может (слышалось в голосе), это какая-то русская знаменитость, которую я должна знать и не знаю, лучше не показывать вида, что нахожусь в сомнении, и не выражать особого восторга, пока не разобралась.

Посмотрите, Светочка, как вода серебрится, а помните, как мы с вами придумывали рифму на слово «кипарис», и вы сказали – купорос (не помню), а помните, как мы с вами ездили в Америку и я попросил Бродского с вами побеседовать (помню). Да, Ноэмия, Света ездила в Америку читать стихи, когда ей было всего тринадцать. Устроили целую конференцию, посвященную ее творчеству (нет, всего один доклад), журналисты от нее были без ума (не были: они сказали, что я воздушный шарик). Вы только послушайте, Ноэмия. Про это можно написать книгу. Я открыл Свету, когда она училась во втором классе. Никто не хотел верить, что такой вот маленький ребенок пишет совсем взрослые стихи. И этот ребенок штурмом взял весь мир. Получила главную поэтическую премию Скандинавии, Скальден-прис, это вам не шутки!

А вы слышали о Барбаре Фоллетт, спрашивает переводчица. Нет, кто это, выдавливает из себя Света. Кен Фоллетт, спрашивает Левченко, да, конечно, слышал о таком. Нет, что? Барбара? Нет, не знаю. Была такая гениальная девочка в Америке, говорит Ноэмия, ее роман напечатали, когда ей было тринадцать. Это недавно было, спрашивает Левченко. Он хочет узнать больше про Барбару Фоллетт, меня всегда интересовали вундеркинды, говорит он, я и сам был одним из них. Нет, в двадцатые годы, а потом она в конце тридцатых… Ноэмия пытается рассказывать, паркуя при этом машину. У нее плохо получается и то, и другое, она, вероятно, из тех людей, которые не могут делать несколько дел сразу. Книжка Барбары называлась, кажется, «Дом без окон». Про девочку, которая убегает от родителей в лес, – влезу я сюда или нет, сидите, сидите, мне видно, думаю, что поместимся – и растворяется там, становится лесной нимфой, кажется, – тут всегда так трудно найти место для парковки – это просто божественная книга. Сейчас ее никто не знает. Я сама случайно услышала передачу по радио и заинтересовалась. Ну вот, встали, кажется. Знаете, сколько одно место стоит для преподавателей на университетской парковке? Сто долларов в месяц, представляете себе. Просто грабеж, честное слово, грабеж. Если бы в этом городе была нормально развита система общественного транспорта…