Обратившись с такими словами к своему новому ученику, мистер
Сайкс сорвал с Оливера шапку и швырнул ее в угол; потом, придерживая его за
плечо, уселся на стул и поставил мальчика перед собой.
— Ну-с, прежде всего, известно ли тебе, что это
такое? — спросил Сайкс, беря карманный пистолет, лежавший на столе.
Оливер отвечал утвердительно.
— А теперь посмотри-ка сюда, — продолжал
Сайкс, — Вот порох, вот пуля, а вот кусочек старой шляпы для лыжа…
Оливер прошептал, что ему известно назначение указанных
предметов, а мистер Сайкс принялся очень старательно заряжать пистолет.
— Теперь он заряжен, — сказал мистер Сайкс,
покончив с этим делом.
— Вижу, сэр, — ответил Оливер.
— Слушай, — продолжал грабитель, крепко схватив
Оливера за руку и приставив вплотную к его виску дуло пистолета, отчего мальчик
невольно вздрогнул, — если ты хоть слово скажешь, когда мы выйдем из дому
— разве что, я сам с тобой заговорю, — пуля сразу будет у тебя в голове.
Стало быть, если ты вздумаешь говорить без разрешения, прочти раньше свои
молитвы.
Для большего эффекта мистер Сайкс сопроводил это
предостережение грозным взглядом и продолжал:
— Насколько мне известно, нет никого, кто бы стал
беспокоиться о твоей судьбе, если бы тебя прикончили. Стало быть, мне незачем
столько трудиться и объяснять тебе суть дела, не желай я тебе добра. Слышишь?
— Короче говоря, — решительно вмешалась Нэнси, хмуро
посматривая на Оливера, чтобы тот обратил внимание на ее слова, — если
Оливер тебя рассердит, когда ты примешься за работу, на которую ты идешь, ты
прострелишь ему голову, чтобы он потом не болтал языком, хотя бы ты рисковал
качаться из-за этого на виселице, ведь ремесло у тебя такое, что ты на этот
риск идешь изза всякого пустяка каждый месяц в году.
— Правильно! — одобрил мистер Сайкс. —
Женщины умеют объяснить все в двух словах, если только не начинают кипятиться,
а уж тогда заводят волынку. Ну, теперь он ко всему подготовлен… Давай ужинать,
а потом всхрапнем перед уходом.
Исполняя его приказание, Нэнси — быстро накрыла на стол;
исчезнув на несколько минут, она вернулась с кувшином пива и блюдом с
фаршированной бараньей головой, что дало возможность мистеру Сайксу отпустить
несколько острот, основанных на странном совпадении слов: «джемми»
[34]
называлось и это кушанье и хитрый инструмент, весьма распространенный среди лиц
его профессии. Достойный джентльмен, возбужденный, может быть, перспективой
незамедлительно приступить к действию, был очень весел и находился в
превосходном расположении духа; в доказательство этого можно здесь отметить,
что он с удовольствием выпил залпом свое пиво и за ужином изрыгнул по
приблизительному подсчету не больше восьмидесяти проклятий.
После ужина — нетрудно угадать, что у Оливера не было
аппетита, — мистер Сайкс осушил два стакана виски с водой, бросился на
кровать и приказал Нэнси разбудить его ровно в пять часов, изругав ее заранее в
случае, если она этого не сделает. По команде того же авторитетного лица,
Оливер улегся, не раздеваясь, на тюфяке, лежавшем на полу; а девушка,
подбрасывая топливо, осталась у очага, готовая разбудить их в назначенный час.
Оливер долго не спал, надеясь, что Нэнси воспользуется этим
случаем и шепотом даст еще какой-нибудь совет, но девушка в мрачном раздумье
сидела у очага, не двигаясь и только время от времени снимала нагар со свечи.
Измученный бдением и тревогой, он в конце концов заснул.
Когда он проснулся, стол был накрыт к чаю, а Сайкс
рассовывал какие-то вещи по карманам своего пальто, висевшего на спинке стула.
Нэнси суетилась, готовя завтрак. Еще не рассвело; горела свеча, и за окном было
темно. Вдобавок колючие струи дождя ударяли в оконные стекла, и небо было
черным и облачным.
— Ну! — проворчал Сайкс, когда Оливер
вскочил. — Половина шестого! Поторапливайся, не то останешься без
завтрака. Мы и так уже опаздываем.
Оливер быстро покончил со своим туалетом; позавтракав
наспех, он на сердитый вопрос Сайкса ответил, что совсем готов.
Нэнси, стараясь не смотреть на мальчика, бросила ему платок,
чтобы он обвязал его вокруг шеи; Сайкс дал ему большой плащ из грубой материи и
велел накинуть на себя и застегнуть. Одевшись, Оливер протянул руку грабителю,
который приостановился, чтобы показать ему пистолет, хранившийся в боковом
кармине пальто, зажал его руку в своей и затем, распрощавшись с Нэнси, увел
его.
Когда они подошли к двери, Оливер оглянулся, надеясь
встретиться глазами с девушкой. Но она снова уселась на прежнее место у очага и
сидела не шевелясь.
Глава 21
Экспедиция
Унылое было утро, когда они вышли на улицу: дул ветер, шел
дождь, нависли хмурые грозовые тучи. Дождь шел всю ночь — на мостовой стояли
большие лужи, из желобов хлестала вода. Слабый свет загоравшегося дня только
омрачал унылую картину; при бледном свете тускнели уличные фонари, и этот свет
не окрашивал в более теплые и яркие тона мокрые крыши и темные улицы. В этой
части города, казалось, никто еще не просыпался: во всех домах окна были
закрыты ставнями, а улицы, по которым они проходили, были тихи и безлюдны.
Когда они свернули на Бетнел-Грин-роуд, уже совсем рассвело.
Многие фонари были погашены. По направлению к Лондону медленно тащилось
несколько деревенских повозок; изредка проносилась с грохотом почтовая карета,
покрытая грязью, и кучер в виде предостережения угощал бичом неторопливого
возчика, который ехал по той стороной дороги, вследствие чего кучеру грозила
опасность подъехать к конторе на четверть минуты позже. Уже открылись трактиры,
и в них горел газ. Начали открывать и лавки, и навстречу изредка попадались
люди. Затем появились отдельными группами мастеровые, шедшие на работу. Потом
мужчины и женщины с нагруженными рыбой корзинками на голове; повозки с овощами,
запряженные ослами; повозки с живым скотом и тушами; молочницы с ведрами —
нескончаемая вереница людей, несущих съестные припасы к восточным предместьям
города. По мере приближения к Сити грохот экипажей усиливался; когда они
проходили по улицам между Шордитч и Смитфилд, шум перешел в гул, началась
сутолока. Стало совсем светло — светлее уже не будет, — и для половины
населения Лондона настало деловое утро.
Миновав Сан-стрит и Краун-стрит, пройдя Финсбери-сквер,
мистер Сайкс вышел по Чизуел-стрит на Барбикен, потом на Лонг-лейн и затем в
Смитфилд, откуда неслись такие оглушительные нестройные звуки, что Оливер Твист
пришел в изумление.
Был базарный день. Ноги чуть ли не по самую щиколотку
увязали в грязи; над дымящимися крупами быков и коров поднимался густой пар и,
смешиваясь с туманом, казалось отдыхавшим на дымовых трубах, тяжелым облаком
нависал над головой. Все загоны для скота в центре большой площади, а также
временные загоны, которые уместились на свободном пространстве, были битком
набиты овцами; вдоль желобов стояли привязанные к столбам в три-четыре длинных
ряда быки и другой рогатый скот. Крестьяне, мясники, погонщики, разносчики,
мальчишки, воры, зеваки и всякого рода бродяги смешались в толпу; свист
погонщиков, лай собак, мычанье быков, блеянье овец, хрюканье и визг свиней,
крики разносчиков, вопли, проклятья и ругательства со всех сторон; звон
колокольчиков, гул голосов, вырывающийся из каждого трактира, толкотня, давка,
драки, гиканье и вопли, визг, отвратительный вой, то и дело доносящийся со всех
концов рынка, и немытые, небритые, жалкие и грязные люди, мечущиеся туда и
сюда, — все это производило ошеломляющее, одуряющее впечатление.