Жан, сын Флоретты. Манон, хозяйка источников - читать онлайн книгу. Автор: Марсель Паньоль cтр.№ 65

После чего он вынул из кармана длинный список того, что было необходимо приобрести.

– Перво-наперво четыре тысячи палочек длиной шестьдесят сантиметров. По три-четыре на одно растение. Нет необходимости покупать их. Вам по силам самим изготовить их.

– Этим займусь я, – решительно заявил Лу-Папе.

– Дальше: колышки и поперечины, чтобы поддерживать камышовые щиты.

– Это мы тоже можем сами сделать.

– Кроме того, нужно заказать эти самые щиты, которыми вы будете укрывать растения на ночь. Их изготавливают из камаргского камыша, за них придется выложить не меньше тысячи франков… Затем пятьдесят катушек шпагата, химическое удобрение, инсектициды и два опрыскивателя. Я подсчитал: на всё про всё уйдет от семи до восьми тысяч франков.

Уголен бросил взгляд на Лу-Папе, опасаясь, как бы подобная сумма не произвела на того неприятное впечатление, но этого не произошло.

– Опрыскиватели у нас найдутся, – только и ответил старик.

– Ну так что, Лу-Папе, ты согласен, чтобы он все это для нас заказал?

– Это было бы очень мило с его стороны, потому как мы не имеем понятия, где все это продается!

– Следуйте моим указаниям… – напутствовал их красавец Аттилио, оседлывая свой трескучий мотоцикл. – Через три месяца я вернусь с саженцами, полностью подготовленными к посадке, и начерчу бороздки. Мой отец, господин Торнабуа, дарит тебе саженцы, потому как ты очень помог нам в свое время.

* * *

Справиться с подступившим к участку сосняком было делом нетрудным: наняли бригаду дровосеков, которые за половину срубленных стволов сделали всю работу; конечно, пришлось за ними присматривать, поскольку, стремясь увеличить причитающуюся им долю древесины, они были способны оголить оба склона холма вплоть до хребта – таковы уж дровосеки.

Затем пришел черед олив.

Им было по нескольку сотен лет, их корни превратились в мощные подземные напластования.

Потребовалось пять недель, чтобы с помощью кирки, топора и лебедки выкорчевать все это и затем заполнить образовавшиеся ямы диаметром в три-четыре метра землей.

Занимаясь этим, Уголен испытывал угрызения совести. Чтобы заслужить прощение за совершаемое преступление, он поставил двадцать свечек святому Доминику, дав обет благоговейно ухаживать за четырьмя оставшимися оливами.

Затем настал черед засыпать колодец «покойного господина Жана». Уголен, два долгих дня посвятивший тому, чтобы завалить его вынутым грунтом, расчувствовался было, вспоминая того, кому такого труда стоило вырыть этот колодец, однако занятие настолько поглотило его, что было не до умиления.

После трудоемкой глубокой вспашки еще шесть недель ушло на обработку участка киркой. Уголен трудился с рассвета до заката. Покидая поле, он был не в силах разогнуться, Лу-Папе даже приходилось растирать его водкой, настоянной на лаванде. Затем они принялись огораживать участок; однако сетки, оставшейся от загона для кроликов, не хватило даже на половину изгороди, пришлось докупить сетку в Обани на сумму в девятьсот франков; железные столбы и цемент обошлись в семьсот восемьдесят франков, которые Лу-Папе выложил без всяких колебаний.

В мае приехал Аттилио и похвалил их за проделанную работу; под его руководством были прорыты первые бороздки – углубления в земле в виде своеобразных грядок, окруженных небольшими насыпями; все это напоминало крошечные рисовые поля.

Аттилио натягивал веревку, Уголен прокладывал бороздки, Лу-Папе, смастеривший себе из старой пары туфель и тряпок наколенники, полз за ним следом и тщательно шлифовал его работу с помощью маленькой кирки и мастерка, не переставая напевать романс – какой именно, трудно было распознать.

– Какое наслаждение! – время от времени вырывалось у него.

Дав последние наставления, Аттилио повез Уголена в Марсель.

Лу-Папе не мог скрыть беспокойства при виде того, как последний из Субейранов взобрался на багажник самоходного устройства, которое могло развить (по словам Аттилио) скорость больше сорока километров в час. Но Уголен, обхватив руками талию своего друга, успокоил дядю победным подмигиванием.

Они отправлялись повидаться с господином Тремела, «экспедитором», то есть маклером – посредником между садоводами и продавцами цветов, который был поручителем Аттилио в Марселе.

Этот оптовый торговец, тучный, улыбчивый и многословный, заявил им, что в том случае, если гвоздики Уголена будут отвечать определенным требованиям качества, он готов сам покупать всю поставку по «цене на день продажи» (которую он, впрочем, сам же и назначал).

Что касается доставки товара, то Уголену надлежало по вторникам, четвергам и субботам до четырех утра передавать тростниковые корзины с цветами посыльному из Обани.

* * *

Уголен трудился, не жалея сил; с раннего утра до позднего вечера, порой при свете фонаря, пропадал он на плантации. Лу-Папе терпеливо помогал ему, когда речь шла о не слишком тяжелых, но требующих тщания видах работы, таких как опрыскивание или сбор растений и составление букетов. Несмотря на то что дважды подмораживало, правда, не слишком сильно, первый сезон увенчался успехом: Уголен смог вернуть своему крестному все, что тот потратил, и еще осталась кругленькая сумма в сто двадцать луидоров, так как взамен небольшой уступки в цене господин Тремела согласился платить ему золотом. Лишь одно портило всю картину: как ни старались Лу-Папе и Делия, господин Тремела заявил, что букеты составлены настолько дурно, что его работницам приходится все переделывать и что в таком случае лучше посылать ему просто срезанные цветы, что на пять процентов сократит плату за поставляемый товар. Деваться было некуда, и Уголен согласился, но мысль об этих пяти процентах не давала ему покоя. Лу-Папе часами тренировался, пытаясь составить идеальный букет, такой, каким он его себе представлял, но ему все равно никак не удавалось потрафить вкусу господина Тремела…

В деревне «пошли разговоры»… Охотники, чей путь к плоскогорью прежде пролегал по ту сторону горы Святого Духа, теперь, кажется, стали отдавать предпочтение дороге, ведущей мимо Розмаринов, дабы иметь возможность взглянуть по пути на плантацию.

Говорили, что Уголен загребает баснословные деньги: посыльный из Обани поведал Филоксену, что «только ему Уголен платит шестьсот франков за доставку господину Тремела три раза в неделю трех здоровенных корзин с цветами, а то и четырех, а однажды так и всех пяти!» Каждый, исходя из стоимости доставки, прикидывал, сколько мог стоить сам товар. Это приводило к выводам об умопомрачительных доходах Уголена, что все равно недотягивало до правды.

Второй год увенчался триумфом.

Две волны серьезных заморозков уничтожили плантации гвоздик Лазурного Берега, и цена на них подскочила в три раза. В силу некоего каприза небес настоящие холода не добрались до Марселя, и цветы Уголена пострадали совсем немного.

Аттилио самолично явился на тряском грузовичке возвестить о чуде подобной катастрофы, забрал все цветы и, минуя посредников, доставил цветы на Антибский рынок. Господин Тремела впал в неистовство, после чего также добрался до Розмаринов и предложил за гвоздики высокую цену. Конечно, уже и речи не шло ни об элегантности букетов, ни об удручающей пятипроцентной скидке на товар в пользу покупателя.