Я любовь напишу, чтобы ты ее стер - читать онлайн книгу. Автор: Галина Турбина cтр.№ 25

— А я опять говорю вам — нет! — перебил Амьера Фолкет. — Ваше золото не вернет мне сестру. А наказание вашей дочери, возможно, хоть немного удовлетворит меня.

— Региры! — одернул их судья. — Прекратите договариваться между собой! Надо было делать это раньше. Здесь приговор выносим мы, и если это будет компенсация, то вам, регир Фолкет, придется смириться с этим. А, вы, регир Клартэ, если все высказали, садитесь на место.

— В таком случае нам остается только ждать вашего решения, — сказал Амьер, направляясь на свое место.

Судьи тихо о чем-то совещались, перебирали лежащие на столе бумаги, передавая их друг другу, что-то писали и опять менялись листами бумаги.

В зале стоял еле слышный шум. Волероны, сидящие в креслах у дальней стены, тихо перешептывались, одна пара волеронов горячо спорила между собой, шипя друг на друга.

Дэвиер опустив голову, ждал дальнейшего. Фолкет, устроив руки на стойку, положил на них подбородок и мрачно оглядывал всех, кто был в зале.

Амьер, обняв Ясмину за плечи, тихо шептал ей на ухо успокаивающие слова. А Ясмину всю колотило, она никак не могла унять дрожь, несмотря на теплые объятия отца и его голос. Ей было страшно, она устала сидеть за стойкой, напряженно слушая выступающих. Ей хотелось пить. Странно, что воды в зале ни у кого не было. Да, волероны более выносливы, но ведь она женщина, при том не чистокровная волеронка.

Ясмина хотела, чтобы все поскорее закончилось, и в тоже время боялась этого.

Один из судей встал и призвал всех к тишине и вниманию. Затем попросил встать Ясмину, ее отца, Фолкета и Дэвойра.

«Ну вот и все, — поднимаясь, подумала обреченно Ясмина, — сейчас решится моя судьба».

— Мы рассмотрели дело о гибели Едвиги Фолкет из Дома Северного ветра. Выслушав всех участников, изучив все документы, доказательства, приложенные к делу, пришли к выводу…

В зале установилась полнейшая тишина, все ждали, что скажет судья, а судья все тянул и тянул паузу.

— И так… — наконец продолжил судья, — Ясмина Клартэ из Дома Огненного ветра… обвиняется в… непреднамеренном убийстве.

— Все-таки обвинили… — сквозь зубы гневно пробормотал Амьер.

У Ясмины потемнело в глазах, еще немного и она потеряет сознание. Отец обнял ее за плечи и прошептал:

— Ничего, ничего… мы еще поборемся.

— Мы единогласно вынесли приговор, — продолжил судья. — Напоминаю всем, кто здесь находится, что обжалованию он не подлежит, и должен неукоснительно исполняться. И так… Легар Фолкет, регир Дома Северного ветра лишился сестры, единственного близкого родственника и виновата в этом, пусть и непреднамеренно, Ясмина Клартэ из Дома Огненного ветра. И регир Огненного ветра косвенно виноват, так как он несет полную ответственность за дочь, совершившую проступок, повлекший за собой смерть волеронки. У регира Огненного ветра пятеро детей, из них у него две дочери.

— Сволочи, — прошипел Амьер, уже понимая, какой приговор сейчас прозвучит.

— Амьер Клартэ, регир Дома Огненного ветра должен передать одну из дочерей в Дом Северного ветра, чтобы умалить ущерб, нанесенный этому дому.

— Я не отдам дочь Фолкету! — выкрикнул Амьер.

— Вы обязаны подчиниться, — заметил один из судей.

— Мы понимаем ваши отцовские чувства…

— Да неужели? — бросил язвительно Амьер.

— … поэтому вам дается три дня, — продолжил невозмутимо судья, — чтобы определиться, кого из дочерей вы отдадите в Дом Северного ветра.

Ясна, оглушенная услышанным, бормотала в отчаянье:

— Нет… нет… нет, это невозможно… нет.

Если бы не руки отца, она бы упала на колени, ноги не держали ее.

— Мы уходим, и вы не задержите нас!

Объявив это, Амьер в обнимку с дочерью стал спускаться по ступеням.

— Никто сейчас вас не будет задерживать, регир Клартэ, — согласился судья, — я уже сказал, вам дается три дня. По истечении этого срока вы будете обязаны подчиниться.

Амьер, не слушая и не отвечая, тащил дочь дальше, уже перед самым выходом дорогу им заступил Фолкет.

— Через три дня ты будешь в полной моей власти, — чудовищно оскалившись, сказал он, глядя на Ясмину.

— Пошел вон! — прорычал Амьер, отталкивая Фолкета и распахивая дверь.

Ясмина не помнила, как отец вел ее теми же пустынными гулкими коридорами, не помнила, как они достигли зала с «зеркалами», как прошли по ним домой. Перед ней, как наяву, стояло лицо Фолкета, его отвратительная улыбка и глаза, но уже не синие, как недавно, а в бледно-голубой радужке словно бы плавали острые серебристо-льдистые осколки. И это было жутко.

Отец оставил ее в комнате, поцеловал в лоб, сказал, что не отдаст ее никому и спешно покинул дом.

Она осталась одна, испуганная, сходившая с ума от отчаянья. Фолкет ее не пощадит, несомненно, он превратит ее жизнь в непрекращающийся кошмар. Она даже боялась представлять, что ей, возможно, предстоит.

Принесли ужин, Ясмина не могла есть, выпила только воды. Затем пришла мать. Она обняла Ясмину, сидящую на кровати, прижала к себе, гладила ее по голове, утешала, сама еле сдерживая слезы. Ясмина стала рассказывать о суде, о том, как ей было страшно, о том, что теперь ей еще страшнее, потому что до суда у нее была хоть какая-то надежда, а теперь осталось только беспросветное отчаянье и невыносимый цепенящий ужас.

Мать ответила, что нельзя отчаиваться, отец не отдаст ее Фолкету.

— Мама, ты сама веришь в это? — вырываясь из материнских объятий, воскликнула отчаянно Ясмина. — Фолкет не пойдет ни на какие сделки и уступки. И отец ничего не сможет сделать.

— Ради меня он ввязался в заговор, а что сделает, чтобы защитить тебя… даже страшно представить.

Мать опять попыталась обнять Ясмину, но она оттолкнула руки матери и неожиданно зло проговорила:

— Надо было до суда что-то делать, а теперь уже поздно. Он мог меня увезти, спрятать так, что никто бы не нашел. А он ждал, что суд будет справедливым? К кому? К эт-дэми? Да они там все смотрели на меня, как на… на… на грязь, что недостойна их сапог.

— Ну не надо, милая, эт-дэми уже давно в прошлом….

— Нет, мама, не в прошлом! — с яростной горечью воскликнула Ясмина. — Мы с тобой под крылом отца не представляли, что даже спустя двадцать пять лет из умов и душ волеронов еще не ушло пренебрежительное отношение к полукровкам, или, как они называют таких как мы с тобой и братьев, эт-дэми. Я теперь думаю, братьям нелегко приходится среди чистокровных волеронов.

— Ну что ты…

— Мама! Как же ты не понимаешь, суд не мог меня оправдать, потому что я в их глазах — эт-дэми! А значит, меня надо наказать, независимо от того, виновата ли я, или нет.