Теперь я узнала густую белую шерсть кабана. Она все так же
казалась невероятно мягкой. Но зверь задрал голову вверх, принюхиваясь, и
вытянул хвост; пар от его дыхания клубился в воздухе. Это было плохо. Значит,
он настоящий - или достаточно настоящий, чтобы меня сожрать.
Я затаилась, даже пальцем не шевельнула, наверное, - но
кабан вдруг бросился ко мне, из-под его копыт летели комья снега.
Он надвигался, как огромная машина, как механизм.
Неправдоподобно огромный, просто невероятно огромный. А у меня даже ножа не
было. Я повернулась и побежала.
Кабан громко сопел у меня за спиной, стучали его копыта,
взрывая мерзлую землю. Он завизжал - как еще назвать этот звук? Я оглянулась,
не смогла справиться с собой. Юбка запуталась у меня в ногах, я упала и
забилась в снегу, силясь подняться - но юбка только запуталась еще хуже, мне не
удавалось освободиться. Ни встать, ни убежать…
Кабан почти меня настиг. Пар клубами валил у него изо рта,
копыта раскидывали снег, забрасывали снежную белизну черными комьями выбитой
земли. Растянутый на целую вечность миг, когда смотришь на неумолимо
приближающуюся смерть. Белый кабан, белый снег, белые клыки - все мерцает и
переливается в лунном свете, и только черная жирная земля уродливыми шрамами
пятнает белизну. Кабан опять издал ужасающий полувизг-полувопль.
На нем был такой мягкий зимний мех… Он останется таким же
мягким, когда кабан растерзает меня на клочки и втопчет в снег.
Я шарила руками вокруг в поисках какой-нибудь ветки, корня,
хоть чего-нибудь, чтобы ухватиться и встать. Что-то подвернулось под руку, я
схватилась - и в кожу тут же вонзились шипы. Это были колючие лозы, густо
повисшие между деревьями, и я поднялась, держась за них исколотыми руками,
потому что больше держаться было не за что. Кабан настигал меня, его кислая
вонь уже висела в воздухе, а я не хотела умирать, валяясь в снегу.
Из ладоней текла кровь, пачкая белое платье; мелкие алые
капли сверкали на снегу. Лозы поползли у меня под руками, словно не растения
это были, а что-то более живое. Дыхание кабана жаром окатило спину - и тут
шипастые лозы разошлись, как створки двери. Мир закружился, а когда я взглянула
опять - посмотреть, где я нахожусь, - я стояла с другой стороны завесы. Кабан с
шумом таранил преграду, пытаясь пробиться ко мне. Какой-то миг я думала, что
ему это удастся, но он застрял в шипах. Он уже не пробивался вперед, он пытался
клыками и рылом оборвать лозы, срывал их и затаптывал в снег, но его белая шуба
покрывалась кровавыми царапинами. Прорваться он прорвался бы, но шипы пустили
ему кровь.
Видения и сны никогда не наделяли меня магией, которой я не
обладала бы в реальной жизни. Но теперь у меня в реальной жизни магия была.
Рука крови. Я вытянула окровавленную руку к кабану и подумала: «Теки». Все его
мелкие царапины наполнились кровью, но зверь сражался с шипами с прежней
яростью, выдирая лозы с корнями. «Больше!» - подумала я. Я сжала руку в кулак и
резко разжала - и царапины разошлись, сотнями кровавых ртов прорезали белую
шкуру. Кровь полилась по бокам, и тварь завизжала уже не от ярости, не с
вызовом, а от боли.
Лозы как живые потянулись к кабану, оплели и подсекли
коленки и свалили его на мерзлую землю. Зверь был уже не белым, а красным.
Красным от крови.
В руке у меня появился нож - блестящее белое лезвие, сияющее
как звезда. Теперь я знала, что делать. Я пошла по окровавленному снегу. Кабан
только зыркнул в мою сторону, но я была уверена, что если бы он мог, он бы и
сейчас меня убил.
Я всадила нож ему в горло, а когда вытащила - кровь фонтаном
хлынула на снег, на мое платье, на меня. Горячая кровь. Алый фонтан тепла и
жизни.
Снег под лужей крови протаял до жирной черной земли - и с
этой земли поднялся маленький поросенок, уже не белый, а полосатый:
светло-коричневый с золотыми полосками. Больше на олененка похож, чем на
поросенка. Он жалобно повизгивал, но я знала, что зовет он напрасно.
Я взяла его на руки, и он прильнул ко мне как щенок. Он был
такой живой, такой теплый. Я укутала нас обоих невесть откуда взявшимся теплым
плащом. Платье у меня стало черным - не от крови черным, просто из черной
материи. Поросенок уткнулся пятачком в теплую ткань. На ногах у меня оказались
отороченные мехом сапожки, теплые и удобные. В руке я все еще держала нож, но
лезвие было чистое, кровь словно выгорела. Пахло розами. Я повернулась: белый
кабан исчез, а лозы покрылись цветами и листьями. Цветы были белые и розовые,
от едва заметного розового отлива до оттенка темного румянца, а несколько роз
багряные, чуть ли не пурпурные.
Нежный сладкий аромат диких роз насытил воздух. Голые
деревья по краям поля уже не казались мертвыми - почки на них набухли и
выбросили листву прямо у меня на глазах. От тепла кабаньего тела и потоков
горячей крови снег стал таять.
Поросенок потяжелел. Взглянув на него, я увидела, что он
вырос минимум вдвое. Я поставила его на тающий снег: поросенок рос с той же
скоростью, что и прежний кабан. Как и раньше, за переменой невозможно было
уследить, но он рос - так же незаметно, как распускается цветок.
Я шагнула на снег, и быстро увеличивающийся в размерах
поросенок последовал за мной, как послушный пес. На нашем пути таял снег и
оживала земля. Поросенок потерял детские полоски, почернел, дорос мне до пояса
и продолжал расти. Я потрогала щетину у него на спине - совсем не мягкая,
обычная щетина. Кабан прижимался ко мне, я гладила его по боку. Мы шли по полю,
и мир вокруг нас одевался зеленью.
Мы дошли до вершины небольшого холма, где лучи восходящего
солнца освещали холодный серый валун. В небесах на востоке алой раной вспыхнул
рассвет. Солнце всходит в крови, и умирает тоже в крови.
У кабана появились клыки, маленькие загнутые вверх зубы - но
мне не было страшно. Зверь обнюхал мне руку: пятачок у него был мягче и тоньше,
чем у настоящих поросят, больше похож на палец. Кабан хрюкнул: звук получился
забавный и приятный, я улыбнулась. А потом он повернулся и побежал вниз по
склону, флагом задрав хвост. Под его копытами земля мгновенно покрывалась
зеленью.
У меня за спиной появилась закутанная в плащ фигура, только
теперь это была не зимняя Богиня-старуха. Это был мужчина выше меня ростом и
шире в плечах, в плаще с капюшоном такого же черного цвета, как казавшийся уже
маленьким на таком расстоянии кабан.
Мужчина обеими руками протянул мне рог, сделанный из
загнутого клыка громадного кабана. Белый, только что вырезанный, еще с
запекшейся кровью. Но пока я шла, рог стал чистым и отполированным как будто
долголетней службой, касаниями множества рук. И белый цвет он потерял, стал
янтарным - того роскошного оттенка, что приходит с возрастом. Я не успела еще
коснуться рук незнакомца, как рог оказался кубком, оправленным в золото.
Я накрыла руки мужчины своими ладонями. Кожа у него была
черная, не светлей плаща, но я знала, что передо мной не Дойль стоит, не мой
Мрак, а Бог. Я заглянула под капюшон и на миг увидела кабанью голову - только
мне тут же улыбнулись человеческие губы. Его лицо, как и лицо Богини, скрывала
тень - потому что лик божества не открывается никому.