Губы прижались к моим. Стражи вокруг заорали что-то громкое,
веселое и грубоватое - и очень мужское. По нижней губе легонько пробежал язык,
и я приоткрыла губы. Он вонзился мне в рот, мгновенно заполнив его ароматом,
вкусом яблок и хмельного меда. Нет, кубок не просто был символом Аблойка. Он
сам и был кубком - или его содержимым. Он проталкивал язык все глубже, так что
мне пришлось широко открыть рот, чтобы не задохнуться. И казалось, будто я
глотаю густой, золотистый хмельной мед. Он был кубком, опьяняющим кубком.
Он уже накрыл меня своим телом, но не мог ни целовать меня
как прежде, ни вжаться другой своей частью в мою наготу. Слишком высокий - а я
слишком маленькая. Он вжимал меня в меховой ковер, устилавший каменный пол, и
мех щекотал мне спину, словно лаская меня вместе с Аблойком, превращая каждое
его движение в изысканную ласку.
Кожа у нас обоих начала светиться, словно мы проглотили луну
в самый разгар ее зрелой полноты, и лунный свет лился сквозь наши тела. Белые
пряди в волосах стража окрасились неоново-голубым сиянием, и только серые глаза
оставались почему-то темными. Я знала, что мои глаза сияют, все три кольца - травяно-зеленое,
светло-нефритовое и горяще-золотое. Знала, что все три кольца моих радужек
изливают свет. Я ловила боковым зрением алые отблески собственных волос: они в
такие минуты горели гранатовым пламенем.
А его глаза походили на глубокие темные пещеры, куда не
попадает свет.
До меня дошло, что мы уже не целуемся. Что уже довольно
долго мы просто таращимся в глаза друг другу. Я приподнялась и обняла его -
забыв, что так и держу в руке кубок. Реликвия коснулась голой спины Аблойка.
Страж вздрогнул и выгнулся, и кубок пролился прямо на него. Густая, прохладная
жидкость потекла по нему и по мне, залив нас золотистой волной.
По телу Аблойка пробегали голубые светящиеся линии. Мне не
удавалось понять, то ли они вспыхивали под кожей, в глубине тела, то ли на
поверхности сияющего торса. Страж поцеловал меня. Поцеловал долгим глубоким
поцелуем, и теперь хмельным медом от него не пахло. Поцелуй был настоящий, со
вкусом губ и языка, с покусыванием нижней губы. А мед лился по нашим телам,
расплываясь вокруг золотистой лужей. Мех под нами слипся под золотой волной.
Губы и руки Аблойка скользнули ниже, к грудям. Он нежно
обхватил их ладонями, лаская соски губами и языком - пока я не вскрикнула,
чувствуя, как увлажняется мое тело, и совсем не от медового разлива.
Я смотрела, как голубые линии у него на плечах сливаются в
рисунок, образуют цветы, вьющиеся побеги, как они бегут по рукам и стекают на
меня. Это было чуточку щекотно, словно по коже водили перышком или тончайшей
кисточкой.
Кто- то вскрикнул -но не я и не Аблойк. Бри. Он рухнул
на четвереньки, длинные золотистые волосы упали в медовую лужу.
Аблойк сильнее нажал губами, возвращая мое внимание к себе.
Глаза у него так и не засветились, но в них появилась то нетерпение, которое
само по себе - разновидность магии, само по себе - власть. Власть, какая
появляется у любого мужчины, когда его чуткие руки и язык скользят по твоему
телу.
Губы спускались все ниже; Аблойк выпил мед, скопившийся во
впадине моего пупка, лизнул кожу прямо над краем курчавившихся волос. Язык
долгими уверенными нажатиями лизал это невинное местечко, и я подумала - а что
же будет, когда он спустится к местечкам далеко не таким невинным?
Сдавленный мужской вскрик заставил меня отвести взгляд от
темных глаз Аблойка. Я узнала голос: на колени упал Гален. Кожа у Галена
светлая, почти совсем белая, но сейчас по ней пробегали зеленые светящиеся
линии, сворачивались в спирали прямо под поверхностью. Складывались в рисунки -
цветы и лозы. Снова крики; я взглянула в другую сторону. Почти все пятнадцать
стражей попадали на колени, а то и ничком. Кто-то бился на животе, словно
приклеившись к золотистой жидкости - будто мошки, попавшие в жидкий янтарь.
Словно ловушка может стать вечной, и надо сражаться за жизнь.
Синие, зеленые, красные линии расчерчивали их тела. Я ловила
образы зверей, цветов, побегов - они выступали на поверхность из-под кожи,
словно прямо в коже прорастали живые татуировки.
Дойль и Рис неподвижно стояли в разливающейся волне. Но
Дойль глядел на свои руки, разрисованные красными линиями - алыми на его
черноте. Тело Риса украшали бледно-голубые спирали, но он на них не смотрел,
смотрел он на меня и Аблойка. Мороз тоже стоял в медовом водовороте, но он, как
и Дойль, смотрел, как бегут у него по коже светящиеся линии. Каштанововолосый
Никка стоял гордо и прямо, за его спиной, как паруса волшебного корабля,
развевались сияющие крылья. На нем никаких линий не было, происходящее его не
затронуло. Самый высокий из сидхе, Баринтус, отошел к двери и прижался к
створке, стараясь не прикоснуться к медовой луже, которая ползла по полу будто
живая. Единственная кроме меня женщина, личная целительница королевы Ффлер
жалась к его боку. На лице у нее был написан ужас, а за ручку двери она
хваталась с таким отчаянием, словно не думала, что дверь откроется. Словно,
пока магия не добьется своей цели, она никого не отпустит.
Тихий шорох привлек мой взгляд к постели: Китто так там и
сидел, в полной безопасности, но глаза у него были широко открыты от испуга. Он
так легко пугался…
Аблойк потерся щекой о мое бедро, и я повернулась к нему.
Снова уставилась в темные почти человеческие глаза. Сияние его и моей кожи
потускнело. Я поняла, что он давал мне время оглядеться, ждал, пока я опять
вернусь к нему.
Руки его обхватили мне бедра снизу, он нагнулся, довольно
нерешительно - словно ради невинного поцелуя. Только он не собирался делать
ничего невинного. Язык вонзился в меня - плотно и уверенно. Голова у меня
запрокинулась, спина выгнулась. И тут открылась дверь, и я увидела удивленные
перевернутые лица Баринтуса и Ффлер, обращенные к входящему Мистралю, новому
капитану Королевской Стражи. Волосы у него были цвета дождевых облаков.
Когда-то он был громовержцем, богом небес. Он шагнул в комнату и тут же
поскользнулся в медовой луже.
Мир будто моргнул.
Только что Мистраль, поскользнувшись, падал у двери - и
мгновенно оказался рядом со мной, падал прямо на меня. Он выставил ладони,
пытаясь смягчить падение, а я вскинула руки вверх, чтобы он меня не придавил.
Он успел упереться в пол, но моя рука уперлась ему в грудь.
Он вздрогнул, балансируя на коленях и одной руке, словно от моего касания у
него сердце пропустило удар. Я дотронулась только до его плотного кожаного
доспеха, с ним ничего не могло случиться, - но на лице у него отразился шок,
глаза широко распахнулись. И глаза эти были достаточно близко, чтобы я
разглядела их цвет: зелено-серый цвет неба за миг до того, как разразится
ужасный шторм и уничтожит все на своем пути. Только в страшной тревоге или в
ужасном гневе глаза Мистраля становились такого цвета. А когда-то сами небеса
менялись вместе с цветом Мистралевых глаз.
Кожа у меня вспыхнула раскаленной белой звездой. Аблойк
засиял в ответ, и по нам побежали извивающиеся неоново-синие линии. Будто
живая, синяя шипастая лоза скользнула по моей руке и поползла по бледной коже
Мистраля.