Чувствую по тону – муж в это не верит. Лишь подтрунивает над дурочкой, которая подозревает, что за ней следят, дрожит от воображаемого холода и подпрыгивает от каждого звука.
Наклоняюсь к окну и провожу пальцем по стеклу – внутри оно чистое.
– Не трогай, – повторяет Патрик. – Давай сосредоточимся на покраске стен и распакуем оставшиеся коробки.
Через тучи с трудом пробивается солнце. Даже через мутное стекло ощущаю слабое тепло. Вслед за Патриком выхожу в холл.
– Думаю, мне надо пройтись, обследовать город.
Анна говорила, что здесь есть кафе с видом на море.
Повисает пауза. Муж застегивает запонки и, разглядывая свое отражение в зеркале, приглаживает волосы.
– Мне кажется, на прошлой неделе ты уже обследовала город. Неужели сейчас на это есть время? – спрашивает он.
Замечаю в зеркале, за моей спиной, что вдоль стены выстроился ряд банок дешевых белил, и встречаю пристальный взгляд отражения Патрика.
* * *
Патрик уходит, а я, оставив краску, где стояла, беру тряпку и, наполнив горячей водой ведро, выхожу из дому. Под окном муж выгородил место под клумбу: жирная черная земля кишит червями. Я это точно знаю, так как туда все время садятся птицы, не улетевшие на юг за теплом и солнцем.
Через будущую клумбу тянусь к окну. Стекло шершавое на ощупь. Поддавшись внезапному порыву, дотрагиваюсь до него языком.
– Это соль, – вдруг слышу за спиной.
Я оступаюсь. Нога проваливается в грязь с червяками.
– Черт!
– Нет, правда, это соль. – Оборачиваюсь и вижу улыбающегося мужчину.
Незнакомец не обращает внимания на сумасшедшую, что лижет оконные стекла, на ее облепленную грязью ногу. Он разглядывает дом.
– Все из-за того, что море слишком близко. Вот и образуется соляной налет. Неудачное место – в этом направлении постоянно дует ветер. Поэтому окна вам надо очищать два раза в неделю. Особенно зимой. Вы, наверное, заметили, что в вашей комнате стекло тоже покрыто солью, – добавляет мужчина, указывая на окно спальни.
– Почему вы решили, что она моя?
Он улыбается.
– Догадался. Оттуда должен открываться самый красивый вид.
Отступаю к входной двери. Неужели он видел меня через окно? Пытаюсь представить этого человека там, где заметила другого любопытного. Разве он такого же роста?
– Вы моете окна? Ищете работу?
– Меня зовут Бен. Я из галереи. Помните? Простите за неожиданное вторжение, ваша подруга сказала, что у вас есть интересные работы.
Морщу лоб. Какая подруга?
– Анна! – Мужчина удивленно поднимает бровь. – Работает в кафе возле галереи, за углом.
– Да, конечно. Она не говорила… Сейчас мне нечего показать, готовых вещей нет. Я не ожидала…
Бен мрачнеет.
– Простите. Я думал, вы знаете, что я зайду. Шел мимо, а вашего телефона у меня нет.
Интересно, куда же этот владелец галереи направлялся? Ведь пришел он из города. Оглядываюсь по сторонам – нигде ни души. Пячусь к дому. И тут жужжит мой мобильник – сообщение от Анны:
«Только не убивай меня. Знаю, сама ты в галерею зайти бы не решилась, поэтому и взяла на себя смелость…J»
Бен, заглядывая в холл через открытую дверь, пытается рассмотреть мою картину – перенесенную на холст фантазию на тему островерхого дома, в котором прошло детство мужа.
– Ваша работа?
Я киваю.
– У вас дом похож на…
– Ну да.
– Я знал парня, который здесь жил.
Заливаюсь краской. Бен, скорее всего, был знаком с Патриком. А муж сказал, что любой, кто его помнит, ему не друг.
– Могу я посмотреть остальное? – спрашивает Бен, подходя ближе.
Он улыбается, а я нервничаю.
– Давно ничего не писала, но в доме есть несколько старых работ. Вы думаете, их могут купить?
Хочу, чтобы на моем счету в банке опять появились деньги. Неудавшаяся попытка заказать новую кухню напомнила мне об ужасных месяцах, когда Патрик был без работы. Пришлось оплачивать счета и гасить ипотеку кредитными картами. Разве мы не поклялись, что никогда больше такого не допустим?
– Вполне возможно, если остальные работы так же хороши, как эта. Извините, что помешал. Ваша подруга только о вас и говорит, поэтому… – Бен пожимает плечами, – я поддался порыву и зашел. Еще раз извините.
Он поворачивается, чтобы уйти.
– Постойте!
Я этого человека не знаю, но его прислала Анна. Значит, он не опасен. Приглашаю его в дом и отпираю дверь подвала.
– Вы храните живопись в подвале? – удивляется Бен. Теперь гость, а не я испуганно отступает назад. Он больше не улыбается. – Представляю, как там сыро. Неподходящие условия для полотен.
– У нас мало места, – отвечаю, доставая картины.
Они сложены прямо за дверью, так что заходить внутрь не нужно. Оставив гостя изучать холсты, расставленные в тесной прихожей, снова запираю подвал. Лица Бена я не вижу – он стоит спиной. Я с такой силой сжимаю кулаки, что ногти впиваются в ладони. Галерист оглядывается через плечо и расплывается в улыбке, от которой вместо недавней складки над переносицей появляются морщины смеха.
– У вас прекрасные работы, их обязательно надо выставлять.
От этих слов меркнут все критические замечания мужа. Бен – художник, у него добрые глаза, серые глаза цвета прибрежной гальки. Его морские пейзажи совсем не такие, как тот, из витрины, – примитивный, написанный основными цветами, без оттенков. На экране телефона Бен показывает мне свои работы: над водой, играющей бликами, полутонами стелется туман. Эта живопись дышит покоем и одиночеством.
Бен рассказывает о бухтах, куда ходит на этюды, и наши плечи соприкасаются. Мне кажется, этот человек со следами краски под ногтями, чья рубашка пахнет морем, табачным дымом и льняным маслом, со мной заигрывает.
Флиртует со мной здесь, в коридоре дома-убийцы. Говорит, если я напишу несколько новых картин, можно устроить мою персональную выставку. А что подумает Патрик? Заливаюсь краской. Да ничего. Ему знать об этом пока необязательно.
– Могу я пригласить вас на обед? – спрашивает Бен, пожимая мне руку. – Отметим появление нового художника в нашей галерее. Согласны?
У галериста сухая теплая ладонь. От ее шершавого прикосновения я вздрагиваю. Обычное рукопожатие при знакомстве двух людей. Тогда почему я так быстро отдергиваю руку? Почему оглядываюсь, хочу убедиться, что нас никто не видит?
– Не могу. Я замужем.
Бен – совсем не то приключение, о котором я мечтала.
* * *