А Патрик, наоборот, выглядит безукоризненно: как и утром, на рубашке – ни морщинки, ни следов пота, ни пятнышка. Бодр и свеж. Ощущаю аромат пряного лосьона после бритья и геля для душа. Хочу поцеловать мужа – он слегка отстраняется.
– Прости, – говорю, отряхивая футболку, – потеряла счет времени.
– Как успехи? – Патрик кивает на ящики.
– Сегодня не очень.
– Сколько разобрала?
Вздрагиваю.
– Нисколько.
– Что?
– Подожди, были причины. У меня сюрприз.
Хватаю удивленного Патрика за руку и мимо дочери – она собралась подняться к себе в комнату – веду в гостиную.
– Закрой глаза, – говорю, подводя его к свежевыкрашенным стенам.
Две уже готовы и даже частично оклеены обоями. Вполне можно представить: будет красиво, как в тех домах, о которых пишут глянцевые журналы.
Пока идет ремонт, хочу сделать еще кое-что. Нащупываю бумагу в кармане. Она все время со мной. Адрес того места, где выросла родная мать Джо. Сегодня вечером, сидя в нашей прекрасной новой гостиной, намереваюсь обсудить свой план с Патриком. Я заставлю его понять: мы не должны ничего откладывать, необходимо поехать туда и посмотреть правде в глаза.
– Теперь можно!
Патрик разглядывает стены, разбросанные по полу рулоны обоев и банки с краской, а я крепко сжимаю его руку.
– Сюрприз, – повторяю веселым голосом. – Правда, похоже на журнальные фотографии?
Молчание. Моя улыбка гаснет. Из одного пакета на пол выпал чек. Муж поднимает его.
– Ты что, на обои с краской потратила триста фунтов? И только для одной комнаты?
– Знаю, это много, но посмотри, какие прекрасные цвета. Точь-в-точь как в том журнале, что ты показывал.
– Да, и все-таки: три сотни фунтов?
– Ну да. Прости, я хотела тебя удивить.
Муж ерошит волосы и, разглядывая пакеты на полу, тяжело вздыхает.
– И ты меня прости. Получилось великолепно, но… Может, еще можно что-то вернуть?
– Ты же говорил, маминых денег без проблем хватит и на ремонт.
Патрик долгим взглядом смотрит мимо меня, на еще не перекрашенную стену и наконец отвечает:
– Банк запросил в качестве залога больше, чем я предполагал.
– И что это означает? Сколько у нас осталось?
Он опять медлит.
– Нисколько. Пришлось потратить все.
Закусываю губу, чувствую вкус крови. Он потратил все.
– Ничего страшного, – добавляет Патрик, – станем жить экономнее. Если хотим привести в порядок весь дом, нужно спланировать, что, как и когда делать. Вначале нужно бы отремонтировать электропроводку, полы и кухню. Это большая и очень важная часть работы. С отделкой можно подождать.
– Чем же мы будем платить, если из маминых денег ничего не осталось?
Я и не ожидала, что слова мои прозвучат так горько.
Патрик, сложив, убирает в карман чеки за мои покупки.
– Я не говорю, что ремонт нам совсем не по средствам. Для начала куплю белил, они освежат стены, а потом послужат грунтовкой. В любом случае спасибо, – добавляет он, дотрагиваясь до моей руки, – спасибо, что стараешься.
Мысленно чищу свою палитру: стираю неаполитанский желтый и красно-коричневую жженую сиену, восхитительный голубовато-зеленый виридиан и убираю ярко-красный сгусток крапп-марены. Думала, этот дом станет моим холстом. Размечталась! Смотрю на листок с адресом и, пока Патрик не спросил, что у меня в руках, свернув, прячу бумагу в карман.
* * *
Десятичасовой автобус – он останавливается около ярмарочной площади – жду только я. Патрик с утра забрал краску и обои, а в утешение пообещал принести что-нибудь на ужин. Еще раз перечитываю адрес. С тех пор как умерла мать Джо, прошло почти восемнадцать лет. Возможно, остался кто-то из ее родственников.
Когда появляется автобус, раздается голос Патрика:
– Сара?
Он припарковался на другой стороне улицы и, выбравшись из машины, идет ко мне.
– Увидел тебя, но подумал, что ошибся.
– А я думала, что ты на работе.
– Ты же знаешь, я возвращал в магазин краски и обои.
На самом деле он ушел из дому полтора часа назад.
– Сара, куда ты собралась?
Чувствую, как горят щеки. Ничего не могу придумать и просто протягиваю ему листок с адресом. Бледное лицо Патрика омрачается страхом.
– Зачем тебе это?
– Я подумала, если бы мы знали наверняка, что Джо ищут родственники его матери, то смогли бы подготовиться. Я не собиралась с ними разговаривать, хотела только…
Хотела посмотреть на них, понять, кто эти люди, узнать в их глазах взгляд моего мальчика. Когда он был ребенком, следовало бы подробнее расспросить Патрика об умершей матери. Помню, он спрашивал, уверена ли я, что возьму Джо, учитывая его происхождение и все такое. Однако Джо тогда уже стал моим ребенком, моим сыном. Я полюбила его, и мне в голову не пришло от него отказываться.
Жду, что муж начнет кричать, разорвет бумагу в клочки, потащит меня домой. Он же не делает ни того, ни другого. Кажется, вот-вот заплачет. Я вздрагиваю.
– Пожалуйста, не надо! – просит Патрик.
Листок дрожит в его руке.
– Извини, я подумала…
– Я так долго ждал, когда мы наконец сможем здесь поселиться. Я так мечтал, чтобы это свершилось, чтобы дом стал таким, каким я его вижу. Но одному мне не справиться. Особенно если ты по-прежнему будешь тащить сюда всякую мерзость. – Мой листок Патрик кладет в карман. – Сара, прошу тебя, не спеши. Ведь мы договорились подождать. Это было нашим общим решением. Я не хочу потерять сына. Особенно сейчас.
Муж на меня не смотрит. Его взгляд устремлен в сторону площади.
– Помнишь, здесь ты сказала мне, что беременна нашей дочкой?
Помню, конечно, помню. В ярмарочном киоске Патрик выиграл для Джо мягкую игрушку, а я сказала, что стоило постараться и выиграть еще одну.
– Разве не чудесное было время? – говорит Патрик. Он расплывается в улыбке, от страха и огорчения не осталось и следа. – Боже, как я был счастлив.
Все правда. Воспоминания о таких минутах люди берегут в сердце всю жизнь.
– Хорошо, я подожду. Ради тебя и ради нас. Обещаю.
* * *
Женщина, которую ты привез в дом-убийцу, стройная и симпатичная. Длинные светлые волосы и бледное личико. Она моложе тебя, улыбчивая, но очень ранимая. Под глазами круги, будто не спала всю ночь. Интересно, твою блондинку тоже мучают сны?
Я наблюдаю, как она бродит из комнаты в комнату: похоже, каждый шаг дается ей с трудом; как выбегает на крыльцо и набирает полные легкие воздуха. Можно подумать, что, находясь внутри, она все время сдерживает дыхание.