Темная сторона Хюгге - читать онлайн книгу. Автор: Дорта Норс, Хелле Хелле, Йенс Блендструп, и др. cтр.№ 55

После произнесенной речи я оставила собравшихся и пошла немного побродить по городу. В парке за огромным кустом рододендрона я отыскала дорожку для игры в петанк и немного поиграла небольшими камешками. Потом я села на землю, привалившись спиной к побеленной стене, отделявшей парк от купеческой усадьбы, и выкурила сигарету под теплыми лучами августовского солнца, уставившись на незамысловатый парковый фонтан – самая обычная каменная чаша c чахлой струйкой воды посередине и пара пустых скамеек, установленных по обе стороны. Мне совершенно не хотелось вставать и куда-то идти. Над моей головой груша протягивала ветви из-за каменной кладки стены. Мне захотелось вонзить зубы в твердый плод, я присмотрела себе подходящую грушу и прыгала под деревом, тщетно пытаясь до нее дотянуться. Эти минуты я как раз и помню особенно отчетливо – единственные из того дня. Солнце на стене, зеленая груша и моя тень, прыгающая вверх-вниз.

Когда я вернулась, кофе и выпечка уже были на столе. Все эти одержимые коллекционеры, присутствовавшие среди гостей, по очереди отводили меня в сторонку. Между высказыванием соболезнований и короткими смешными историями они сообщали мне, какие из вещей моего отца они с удовольствием купили бы у меня или выменяли. Я терпеливо слушала, пока они путались в собственных смешанных чувствах, выражениях сожаления и жажде поживы, перебирали пальцами слова и лезли в карман, искали там что-то и не находили. Я взяла все, чему могла найти применение, не предлагая взамен никакой помощи. Вернувшись домой, я обнаружила в кармане куртки письмо с витиеватым предложением выменять кое-что из коллекции. Не помню уже, что конкретно, какой-то английский фаянс или китайские почтовые весы в обмен на два антикварных ковра-келима и древне-римскую золотую монету. Я вернула письмо отправителю.

Зато я раздавала находившиеся в доме вещи тем, кто в последние пару дней зашел попрощаться в менее формальной обстановке с атмосферой папиного дома и предложить мне свою помощь. Кое-кто из соседей, несколько друзей и три незнакомые мне женщины, которым шел шестой десяток и которые, к счастью, пришли в разное время, и все приходившие торопливо пытались дать мне что-то понять, но были при этом слишком тактичны, чтобы облекать свои намеки в слова.

У них можно было много всего взять. Женские вздохи и прикосновения к прическе. Нечто вроде ошеломленной усталости среди друзей. Облегчение, которое испытывали соседи, оттого что трагедия минула их, пройдя совсем рядом. У меня было для всего этого место. Я знала, что позднее все это мне пригодится.

И вещей было довольно, которые я могла раздать. Это еще мягко сказано. Все, чем владел отец, стало моим, вещи, на которые он потратил жизнь, подгребая их под себя. Все мои гости унесли что-то с собой. Кроме одного. В Морской ассоциации он был знаменосцем, шел в первом ряду, и я узнала в нем одного из городских таксистов. Он не поддался на мои приглашения, даже не зашел в дом. Спросил, не нуждаюсь ли я в его помощи, и, узнав, что не нуждаюсь, вежливо распрощался и удалился.

На следующий день я сама отправилась в город на поиски людей, о которых отец рассказывал чаще, чем об остальных. Хорошо он о них отзывался или не очень, сейчас это было не главное. Я приносила каждому небольшой подарок. Пару латунных подсвечников, фарфоровую фигурку, небольшой макет корабля. Я объясняла, что у меня ведь нет места все это хранить, они могут делать с этими вещицами что хотят, говорила, что отца бы это очень порадовало. Говорила все, что приходило в голову и производило нужное впечатление.

Последним в намеченном мной маршруте был знаменосец. Я попросила его присматривать время от времени за домом, пока он не обретет новых владельцев. Он моментально согласился. Я внимательно осмотрела его жилище. Он много путешествовал по Гренландии, я в этом не сомневалась. Я вернулась через полчаса, и, не успел он открыть дверь, как я протянула ему трость из бивня нарвала с серебряным набалдашником. Он увидел трость прежде, чем заметил меня, взял ее в руки и погладил выпуклую поверхность бивня. Когда он поднял глаза, я уже шла по улице.

Это было совершенно лишнее, сказал он довольно резко, впрочем, спасибо. Я поняла, что он имел в виду, но не сожалела о своем поступке. Что сделано, то сделано. Я завершила задуманное.

Так я откупалась от города. Себе я оставила только увеличительное стекло и рубашку, которую я когда-то подарила папе, еще его фотографии, папку с документами, подтверждающими право собственности на дом, и выписки со счетов. Остальное я продала известной аукционной фирме. Оценщик, попав в гостиную, не мог скрыть удивления.

Он, черт возьми, понимал, чем обладает. В его голосе прозвучало уважение.

На этот счет, наверное, могут быть разные мнения, раздраженно отозвалась я и крутанулась на каблуках. Вышла в сад, взяла в руки тяпку и набросилась на сорняки. Где-то через час он высунул голову в окно гостиной. Я ощутила его взгляд у себя на затылке, пот лил с меня, но я не обернулась.

«Хотите, я пришлю вам перечень с оценкой?» – спросил он.

«Да, спасибо», – ответила я и распрямила спину.

 Когда паром отходил от причала, я сфотографировала то место, где папа стоял бы и махал мне рукой, одетый в застиранную синюю блузу моряка, в ботинках, купленных в секонд-хенде, и копеечных очках на кончике носа. Я бы хотела, чтобы он меня сейчас видел. Он бы мог мной гордиться. Пыжиться от гордости. Барыга ты мой. Эдакий засранец.

Я просыпаюсь раньше обычного, свет очень яркий, выпал снег, и на улице все сверкает. Из окна комнаты мне видно дым, висящий над крышей хозяйского дома. Я одеваюсь и выхожу на улицу. Снег покрылся коркой наста, воздух поскрипывает от мороза. Я пересекаю внутренний двор, заворачиваю за угол и останавливаюсь. Джон развел костер, на заснеженном газоне лежит целая груда, все подряд: одежда, вещи, книги. Набитый конским волосом диван из прихожей тоже валяется в общей куче, разломанный на три части. Как-то раз была страшная жара, и в один из дней у меня все время с обеда и до самого вечера прошло на этом диване, он представлялся мне спокойным черным озером. Совершенно неподвижным. Это было здорово. Мои ладони все еще помнят прохладную гладкую обивку. И вот теперь он в общей куче, куски наполнителя и пружины торчат из обломков. Отвратительно. Мне грустно. День будет нехорошим.

– Иди сюда, – зовет меня Джон. Я иду к нему.

– От них тень, от этих вещей, – говорит он, показывая на костер у себя за спиной. Ее не видно в тени. Он говорит низким, хриплым голосом, наверное, он пьян, и я не понимаю, что он имеет в виду.

 – Знаешь, что хорошего в богатстве? – спрашивает он. Я молчу.

– Можно жечь свои вещи, если охота. Ты за них не цепляешься, если ты, конечно, не кретин. Завтра можешь пойти и купить себе другое пальто. Можешь купить себе новый дом.

– Купить новый дом? – спрашиваю я.

– Ну, – говорит он, – не такой здоровый, как этот, а так, небольшой домик.

Свет костра и яркое солнце режут глаза, меня начинает бить дрожь. Она зарождается где-то глубоко внутри, в костях. Хорошо бы костями и ограничилось.