Роберт Золя Кристенсен
Роберт Золя Кристенсен родился в 1964 году. Он пишет в разных жанрах: от скандинавского остросюжетного романа и детских книг до современной мозаичной прозы, которую трудно отнести к какому-либо жанру, и специальной литературы. Золя Кристенсен дебютировал в 1997 году романом «Молчание Кристины». В общей сложности он издал более 30 книг. Переведен на английский, французский, немецкий и другие языки. Прозаические произведения Роберта Золя Кристенсена часто балансируют на грани художественного вымысла и документального описания, при этом они основательно приправлены черным юмором. Однако в его творчестве встречаются и психологические романы, конфликт которых строится на семейных взаимоотношениях: «А умер-то Кнуд» (2019) или «Воздушные шарики запрещены» (2017). В антологии представлены фрагменты самой обсуждаемой критиками книги Кристенсена «Исчезновение Гленна Видеманна» (2012), жанр которой можно охарактеризовать как короткий мозаичный роман.
Исчезновение Гленна Видеманна
Пролог
Гленн Видеманн исчезает по непонятной причине 2 января 2011 года. Приходской священник немедленно объявляет своим долгом отыскать его. Расследование приводит его, в частности, в Нью-Йорк, где вроде бы, говорят, живет старшая сестра Гленна Видеманна. Но при этом в течение одной недели он замечен в районе Вестербро в Копенгагене и на Ваттовом море вблизи от границы с Германией. Спустя полгода после исчезновения Гленна находят в Роскилле-фьорде: там, где он прыгнул в воду, оказалось очень мелко. Он остается в живых, но его парализует от шеи до ног, и он утрачивает речь. «Исчезновение Гленна Видеманна» – это попытка составить из отдельных фрагментов образ Гленна: что он был за человек и какой была его жизнь.
I
Все началось с того, что исчез трактор Иба. Он стоял припаркованный в самом дальнем уголке парка. Никто толком не знает, сколько времени прошло с тех пор, но это случилось как раз в тот день, когда с моря на берег наползла полоса густого тумана, и когда он рассеялся, трактор уже поминай как звали. Никто не знает, что об этом думать, ведь его могли и просто спереть, но, когда этой весной при похожих обстоятельствах пропало пять коров, поползли слухи. Поэтому мы решили сегодня прочесать мелководье, а в воздухе висит такое количество капель влаги, что еще чуть-чуть, и мы начнем всасывать в себя эту гущу. Нам пока не попались ни коровы, ни тракторы. Зато мы видим кучу тележек, которые, как многие из вас наверняка помнят, в больших количествах пропадали с парковок супермаркетов. Я сказал ребятам, что мы ищем не тележки, черт с ними, но мои слова не находят в них должного понимания, и, хотя волочить тележки по песку стоит неимоверных усилий, Торбен, Ханс Отто, Карен и еще один парень, как там его по имени, решают вытащить их на берег. Ну и бог с ними. Остальные продолжают продвигаться в сторону третьей песчаной отмели, где мы наметили немного передохнуть. Тулле по-прежнему рядом со мной, она из Слагельсе, у них там отвратная вода на вкус, это все, что мне известно про Слагельсе. Я это знаю точно, потому что у воды в бутылке, которую постоянно сует мне Тулле, привкус мыла. Но мы продолжаем продвигаться вперед, Тулле и я, неважно, вкусная вода или нет, мы продолжаем продвигаться.
II
В этом мире и правда происходят невероятно странные вещи: исчезают люди, хорошие соседи уходят из дома и не возвращаются, а тут я начал прибираться у себя в комнате, с чего-то же нужно начинать (у нас в саду столько яблок!), из всех комнат выносятся вещи, стены нужно помыть и покрасить (это белый налив, ужасно кислый, в рот не взять), и вот я в процессе уборки в выстуженной комнате для гостей обнаружил коричневый фотоальбом, он стоял на полке, почти задвинутый за книги, так что в нем может вдруг обнаружиться что-то интересное, я прихватываю его с собой, полистаю вечером за чашкой кофе, грызя яблоко. (Все-таки не хватает у меня духу выбрасывать еду на помойку.)
III
Прочтя доклад Эллен Клак Тингструп, я не могу не высказаться по этому поводу, поскольку я никогда и ни в каком контексте не утверждал, что я отрицаю право женщин быть священниками. Я в Божьем доме мужчина, и хотя Эллен Клак пишет, что она наблюдала, как я отказался пожать руку одной из ее коллег в сане священника, я не могу относиться к ее словам серьезно, поскольку столько хороших людей в нашем приходе признавались мне в том, что я им симпатичен. Конечно, нельзя ограничиваться исключительно цитированием Библии, но как много, собственно говоря, упомянуто в ней священников с щелью, окруженной волосами? А таковая есть у всех женщин, неважно, священники они или нет, так они, в конце концов, устроены. Даже у королевы имеется такая щель, под платьем, под ее королевскими одеждами, так, наверное, правильнее было бы сказать, и она сама нарисовала их эскиз, этих одежд, и еще массу красивых акварелей в придачу, но довольно об этом. Ей же я, в виду того, что был пастором в Тильсте, пожал руку, и очень даже крепко, и это без каких-либо намеков на то, что она противоположного пола, ни на секунду не допустив при этом мысли, что под этими одеждами, под великолепным платьем, дизайн которого она сама разработала, скрывается один из самых больших, если не сказать один из самых черных и налившихся соками пионов на свете.
IV
Дом, где прошло мое детство, был завален кастрюлями. Крыша текла, когда шел дождь, а дождь шел всегда, и мама ставила кастрюли в тех местах, где просачивалась вода, а когда дождя не было и кастрюли не стояли на полу, они стояли на плите. Мама варила варенье и продавала его проходившим и проезжавшим мимо. Малиновое варенье, клубничное, сливовое, варенье из тыквы. Она варила, варила, варила, а отец тем временем не мешал нашей скотине кусать друг друга, и все больше его коров отставали от остальных, оставались без корма, начинали хромать, на их шкурах появлялись опухоли и воспаленные раны, они все глубже вжимались в темноту хлева, все глубже вжимались в самих себя, они были совершенно измождены, эти коровы, а мама тем временем металась по дому с кастрюлями, либо пристраивая их под капель в потолке, поскольку крыша текла, и вода капала на пол, либо ставя их на плиту, эти кастрюли, где они до краев наполнялись вареньем, вареньем, вареньем.
V
Уже почти вечер, и мне вообще-то пора сидеть на трибуне и наблюдать за матчем «Мидтьюлланд» – «Брондбю», но я просто не смог оторваться от этого вот английского детектива, который я взял в библиотеке, он лежал среди книг, выдаваемых максимум на две недели, он оказался чертовски увлекательным, и сейчас частный сыщик как раз собирает всех в зале и указывает на дворецкого, поскольку дворецкий на самом деле внебрачный сын хозяина дома, и его имя указано в завещании, и я таки никак не предвидел такого оборота событий, поскольку следил за местным сельским дурачком, а я, скажу прямо, на этих делах собаку съел, и хотя мне как истинному болельщику пристало сейчас быть вместе со всеми на стадионе, дерясь за свой клуб и его честь, эта история стала для меня хорошим уроком, ведь в нашей жизни многое иллюзорно и выдает себя не за то, чем оно есть на самом деле, поэтому, когда ты слышишь шум и ссору в беседке, и дурачка застают убегающим оттуда, то тебе вовсе не там стоит начинать поиски, а наверху, на чердаке, где дворецкий и только что перешедший в «Брондбю» центральный полузащитник как раз делят столовое серебро, но это еще далеко не все, потому что я слышал по радио вчера утром, на канале П1, как раз перед тем как отправиться в библиотеку, что они снова не гасят по ночам свет в гигантских небоскребах в Нью-Йорке, потому что смертельно уставшие птицы, вылетающие ночью из мглы над Атлантикой, летели и летели прямо на небоскребы, бились о них и падали, падали…