Темная сторона Хюгге - читать онлайн книгу. Автор: Дорта Норс, Хелле Хелле, Йенс Блендструп, и др. cтр.№ 27

– Чтобы тебя задушили или застрелили?

– Ты бы с большей охотой согласилась пить мочу или кровь?

Они должны были отвечать. Это была всего лишь игра, и все же только представьте себе, каково это – выговорить:

– Уж лучше пусть меня застрелят.

15 июля – Джорджо

Сицилиец Джорджо любил музыку. Он слушал музыку, любил подпевать и производил музыку, поскольку был владельцем звукозаписывающей компании. Метте, разумеется, в него влюбилась, потому что, хотя она и не была предметом его страстных воздыханий, зато все свои чувства он изливал в ее обществе. Он делился ими с ней. Доставал диски с полки и находил на них абсолютно лучшие композиции.

– Слушай! Разве это не потрясающе?

Каждый раз, когда они отправлялись прокатиться на его громадном «Вольво», у него была припасена «коробочка ассорти», тщательно отобранные диски – послушать в магнитоле. Он ставил в основном свою любимую музыку, а это была группа R.E.M., но знакомил ее и с Джеффом Бакли, Тори Амосом, Кристин Херш и целым рядом других групп и солистов. Он записывал музыку на кассеты, чтобы она могла послушать их в своем плеере, и присылал их ей в Данию, потому что она «должна была услышать и это тоже». Метте всегда была для него публикой и аудиторией. Вряд ли существовали лучшие способы продемонстрировать ему свою любовь, кроме как слушать его музыку и разделять с ним его восхищение.

С этим покончено, они больше знать друг друга не знают. Метте потом встретила художника и влюбилась в его страстное увлечение, и музыка перестала занимать важнейшее место в ее жизни. Но группе R.Е.М. удалось-таки продать несколько лишних дисков, потому что после своей первой поездки на Сицилию Метте купила все их альбомы, из которых с удовольствием слушает три.

 Может статься, что на долю Метте выпадает не меньше переживаний и впечатлений, чем на долю других людей, но сама она об этом не подозревает, так что это, наверное, все равно бесполезно. Ведь если она не облекает впечатление ни в какую форму ни для себя самой, то есть не думает о нем, ни для других, рассказывая о пережитом или перенося его на бумагу, то впечатление, видимо, едва ли можно называть впечатлением. Ведь она тогда ничем не отличается от какой-нибудь медузы, которую выносят в стакане воды на сцену во время концерта Ленни Кравица. Медуза чувствует колебания досок сцены, ощущает звуковые волны, свет и тепло, но стоит ли это чего-то? Нельзя же считать непосредственные ощущения достойными внимания. Все эти чувственные отпечатки нужно сперва обработать, к тому же они находятся снаружи, их нужно транслировать внутрь, вглубь, испытав при этом все сопутствующие им изменения и толкования. И потом должна возникнуть реакция. Хотя бы разгоряченность щек или хлопок ладоней.

Вместо Метте в Японию можно было бы отправить кого-то другого. Составить в точности такой же маршрут и дать этому другому задание столь же мало интересоваться окружающим, как и Метте, зайти только в незначительное количество храмов и ни в коем случае не заглядывать в путеводитель. И все-таки этот человек вернулся бы в Копенгаген, являя собой довольно внушительную копилку впечатлений. Уж он-то бы бросился со всех ног к Сёрине с рассказами, а потом вернулся бы днем позже, чтобы показать фотографии. Послал бы статью в «Берлингерен» и организовал бы выставку в Центре современного искусства под названием «Через призму Японии». В следующем году к этому человеку приехали бы в гости японцы из мира творческой богемы, и та женщина, что шила кимоно, и профессор с женой тоже побывали бы у него в гостях, и тот англичанин, что прожил в Токио уже пятнадцать лет, был вдвое выше местных жителей и никогда не стригся. Творимая информация и информация воспринимаемая, новые контексты, разные части земного шара соединились бы в одно целое.

Вот это было бы путешествие, не то что у Метте. У нее поездка, грубо говоря, свелась к трате 50 тысяч крон и ничего не привнесла необычного в ее жизнь. Стало даже, наверное, немного хуже, потому что разочарования имеют обыкновение откладываться слоями, преимущественно затуманивающими зрение и слух.

16 июля – Япония

Разумеется, можно сказать, что тебе крупно повезло, когда частный фонд дает тебе 50 тысяч крон на творческую поездку в Японию. С целью подкопить вдохновения, чтобы из тебя вышел еще лучший художник. От предпринимательских излишков – в дар и на благо искусству. Разумеется, она послала открытку правлению фонда и потом, уже вернувшись в Данию, длинное письмо с рисунками и фотографиями из поездки. Но ничего не написала о самом главном: ей было так нужно, чтобы кто-то проявил заботу по отношению к ней, и именно поэтому было хорошо оказаться в Японии. Ведь в Японии давно все изобрели, в том числе любящие объятия. Естественно, не объятия японцев, поскольку они таращились на нее по большей степени с непроницаемыми лицами. Нет, душевные объятия, в которых так нуждалась Метте, она, конечно же, могла получить, воспользовавшись специальным автоматом. Ей заранее прекрасно было об этом известно, поскольку еще в Дании она прочла о роботе-священнике в Токио, дававшем благословение всего за каких-то 300 йен, то есть примерно за 15 крон, и при этом он был трехметрового роста и умел кивать головой. Рука, которую он возлагал на головы коленопреклоненных людей, излучала тепло.

Метте была во второй по величине купальне в Киото, и в раздевалке там стояли четыре автомата, которые не то чтобы давали благословение, но, во всяком случае, могли залюбить тебя чуть ли не до смерти. Это были кресла, под обивкой которых находились валики, катавшиеся вверх и вниз вдоль позвоночника, а скамеечка для ног, составлявшая часть каждого кресла, оказалась оснащена множеством шариков, которые перекатывались и массировали ступни. Одно из этих массажных кресел умело еще и массировать валиками и трясти, и Метте пришлось сжать зубы от боли и упоения. Потом она опустила 200 иен в отверстие для приема монет на одной из кушеток и легла на спину. Сильные волновые движения перекатывающихся валиков пробегали вверх и вниз по всему ее телу, то ускоряясь, то замедляясь, они вибрировали, от них исходило тепло, они сосредотачивали свое внимание на лопатках, потом на икрах. Прибор действовал, как человек, как будто бы думал о ней. Это были беспрестанные вариации на одну и ту же тему: бедняжка Метте, она так устала, но «ничего, ничего, малышка, сейчас все снова будет хорошо».

Под конец она на десять минут погрузила ноги по самые щиколотки в два тазика, колебавшиеся из стороны в сторону, так что колебания передавались всему телу до самой головы. Что-то наподобие движений, совершаемых змеей или угрем, который извивается, плывя против течения. Разница между ними и Метте заключалась в том, что ее единственной задачей было расслабиться, по-о-олностью и целиком, чтобы все, что было не в норме, можно было отряхнуть, чтобы оно осыпалось и исчезло.

Чего, конечно же, не произошло. Всегда были причины для слез, ведь жизнь была разрушена, Серен ушел, и она никогда не сможет простить его, и лучше не становилось. Метте ревела, так что слезы и сопли текли по лицу, и слюни изо рта тоже. Она была похожа на человека, которого рвет, и он корчится в судорогах, выворачивающих его на изнанку, и где-то в его голове сидит единственная практического характера мыслишка: ох, скоро должна наступить передышка, я смогу вдохнуть воздух и сглотнуть слюну.