Весь мир Фрэнка Ли - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Юн cтр.№ 85

– Духовная суть – это так называемый ядро душа, как частица, как физический частица. Ты знать, что такой кварк? То же самый. Атом? То же самый, все один и то же.

– О’кей, пап, – отвечаю я.

А папа готовится к новому раунду мистической абракадабры. Я не возражаю. Сегодня последний вечер, который мы проведем вместе, поэтому я должен держаться.

– А вообще… – говорит папа. – А вообще… – Он замолкает.

– Что «вообще», пап?

– Я очень гордиться, – отвечает он. – Очень, очень гордиться. Я тебя любить, сын, о’кей?

Он кладет свою ладонь на мою. Его кожа стала тонкой. На запястье у него катетер. И его уже никогда не вынут. Я с трудом выдавливаю из себя слова, которые словно обледенели:

– Я тоже люблю тебя, папа.

У меня снова появляется знакомое странное чувство. Правда, на этот раз парю́ не я. И не папа. А вещи вокруг нас. Стулья и тостер, горшки и сковородки, тысячи безделушек с книжных полок – все это теперь парит в воздухе. Вещи складываются в причудливые созвездия, эфемерные и прекрасные.

– В общем, – говорит вдруг папа, и от звука его голоса все вещи возвращаются на места, – жизнь – это всего лишь сон.

Он убирает свою ладонь с моей под предлогом того, что ему надо стереть капли с «запотевшей» бутылки пива. Продолжительный физический контакт всегда давался папе трудно. Он не привык таким образом выражать свои чувства, но я не жалуюсь.

– Папа, перестань. Не будь таким мрачным.

– Я не мрачный, – отвечает он. – Жизнь – это всего лишь сон. Мой сон? Весь мой жизнь – прекрасный сон. Бог мне это давать. Я прекрасный жена иметь. Успех в Магазин иметь. Прекрасный сын в Стэнфорд учиться. Моя дочь, прекрасный женщина стать. Ты скажи Ханна, что у меня был лучший сон.

– Скажи ей об этом сам, – отвечаю я.

Он смеется. По-корейски это означает: «Мне очень стыдно за мое поведение».

– Пап, – настаиваю я, – скажи ей об этом сам. О’кей?

– О’кей, Фрэнк.

– Ты обязательно должен поговорить с Ханной. У нее для тебя есть очень важные новости. Ты меня понимаешь?

– О’кей, Фрэнк, о’кей.

Делаю глоток горько-кислого пива. Не понимаю, кому оно вообще нравится? Тем не менее я делаю еще глоток. А потом еще.

Спасибо тебе, пиво.

– Я идти спать, – объявляет папа. – Завтра важный день.

– Ага.

– Если я спать, когда ты уезжать, то ты разбудить меня перед уходом, о’кей?

– О’кей, пап.

– И об изучать музыку. Музыка денег не давать, – говорит папа. – Ты специализация бизнес. Так лучше.

Я внутренне смеюсь. Знаете почему? Потому что я поступлю так, как сам решил. Мне это нужно. Ведь и папа, в конце концов, сделал то, что сам захотел.

– О’кей, пап, – отвечаю я.

Перед тем как уехать с Полом из города, я должен заскочить домой к Кью. Ведь он же забыл у меня дома свой мешочек с игральным костями.

– Подожди меня здесь, – говорю я Полу и бросаюсь бежать по трехсоткилометровой дорожке, ведущей к дому.

Дверь мне открывает Кью. Он дома один.

– А куда все подевались? – спрашиваю я.

– Мама с папой и Эвон в Сан-Франциско, покупают все необходимое к началу учебного года, – отвечает он. – Кстати, сестра сказала, что тебе они могут пригодиться.

Он передает мне целую связку зарядок: зеленую, фиолетовую, оранжевую и остальные. Все зарядки аккуратно разложены по цветам, получается настоящая радуга.

– Спасибо, – говорю я. – А где все твои родственники?

– В парке развлечений, – отвечает Кью.

– О боже!

– Я сказал им, что у меня ленточный червь.

– Отличная отмаза, – говорю я и с одобрением легонько бью его кулаком в кулак. – Ты забыл свои офигенные кости.

Я протягиваю мешочек, и тут Кью целует меня в губы.

– Какого?.. – недоуменно начинаю я, но он тут же целует меня снова.

Странно, но его губы мягче, чем у Джо. Чувственнее. Он пахнет колой и чипсами Blazing Hot Nachitos.

Когда он чуть отстраняется, я вижу слезы в его глазах.

– Пожалуйста, никому не говори, – просит он.

«Какое лицо!» – думаю я. Я никогда не замечал, какие изящные у Кью черты, какие приятные линии. Я никогда не замечал его веснушки. Я вдруг понимаю, что красота его лица видна только тогда, когда долго на него смотришь. В это лицо кто‐нибудь когда‐нибудь обязательно влюбится. И я говорю об этом Кью.

– В один прекрасный день ты сделаешь счастливым какого‐нибудь мальчика.

– Я буду по тебе скучать, – отвечает Кью.

– И я тоже буду скучать, – говорю я.

* * *

Добравшись до сгоревших лесов, мы понимаем, что выехали за пределы цивилизации. Пламя гудело здесь миллион лет назад, еще тогда, когда я разбил сердце Брит.

– Ничего себе, как далеко зашел пожар! – удивляется Пол Олмо.

– Д-а-а-а, – тяну я.

Мы едем уже полтора часа, и я все еще не могу оправиться от шока.

Неожиданно у меня возникает желание выйти из машины.

– Слушай, мне надо отлить, – говорю я.

– Не торопись, – отвечает Пол. – Мы никуда не спешим.

– О’кей, – отвечаю я.

Он с грустной улыбкой начинает листать в телефоне наши фотографии. Когда я заканчиваю пи́сать и последняя капля падает на землю, меня оглушает тишина. Полная, безысходная тишина. Через некоторое время я понимаю, почему так тихо: листья сгорели, и лес теперь стоит безмолвный. Я замечаю новый знак (наверное, поставили взамен сгоревшего): «Низкая вероятность пожара».

И тем не менее есть что‐то в этом мертвом лесу, что‐то в его масштабах, в его форме, в его виде… Я чувствую это. Лес будто дышит. Это всего лишь мгновение в жизни колоссального организма. Деревья снова вырастут, и все позабудут о том, что когда‐то здесь бушевал пожар и пламя было таким высоким и горячим, что могло плавить дома.

Я стою на дороге, ведущей от моего дома. Это странное чувство. Я не должен быть здесь. Ведь дома лежит папа, держа в руке одноразовый бумажный стаканчик. Мама исполняет все его просьбы, а их с каждым днем становится все меньше и меньше. Он уже несколько дней не проверял на планшете камеры, установленные в Магазине. Это теперь не имеет значения. Многие решат, что было странно уезжать в такой момент.

Вскоре мне позвонят. Я выйду из лекционного зала, или попрошу друзей в комнате говорить тише, или замру во время тренировки. А потом помчусь домой, выжимая из машины все, чтобы сказать слова прощания. Сейчас мама с папой гордятся мной, гордятся тем, что я стою на этой дороге. Они сами отправили меня по ней. Так что я здесь не только ради себя, но и ради них. И я тоже горжусь.