Нет никакой нужды заниматься этим прямо сейчас, но она больше не может сидеть без движения. Вот тогда она и обнаруживает среди вороха вещей прекрасное оригами в виде журавлика. На его крыльях наспех нацарапаны знаки хангыля:
미안해 (mianhae)
Элис не узнает это слово, по крайней мере написанное от руки.
Она берет телефон, завалившийся под подушки, снимает крылья журавлика крупным планом, потом находит в списке контактов номер Чанмина и нажимает «отправить». Через несколько минут приходит ответ.
Хиджун сидит один в темноте. Он закрылся в репетиционной и не хочет никого видеть. Конечно, в новом доме у каждого участника группы есть отдельная комната, не то что поначалу, когда они все ютились в одной комнатушке и спали на двухэтажных кроватях, но уединиться получается редко. Постоянно кто-то просовывал голову в дверь, чтобы спросить, не видел ли он ноты, узнать как дела или просто поболтать.
Но сейчас Хиджуну очень, очень нужно побыть в одиночестве и тишине.
Наедине с гитарой.
Юноша достает из кармана сложенный листок бумаги и расправляет его. Перед ним текст песни на английском.
Если бы остальные узнали, что он пытается писать на иностранном языке, которым владеет не так хорошо, как они, то наверняка удивились бы. Но теперь он понимает, почему инстинктивно сделал этот выбор. Чтобы она поняла. Потому что невольно с самого первого слова, с первой буквы, обращался именно к ней.
Элис. Ее ясные глаза, шелковые локоны.
У Хиджуна на сердце стало так горячо, когда она поддержала его стремление к мечте о том, чтобы петь сольно.
Он чуть не испугался этого жара.
Ты знаешь, что я делаю вид, словно твое присутствие меня не волнует,
Словно ты не можешь меня ранить.
Но в моем теле все вверх дном и охвачено холодом,
Пока мне нельзя дотронуться до тебя.
Одно прикосновение к твоей коже могло бы все вернуть на места.
Эта ситуация абсурдна.
Я больше не могу двигаться дальше.
Мне не хватает воздуха; эта мечта в конце концов задушит меня.
Мое тело – тюрьма, из которой я хочу убежать.
Когда ты не смотришь на меня,
Я чувствую себя одиноким, заключенным.
Я больше не могу дышать,
Словно самого себя мне уже недостаточно.
Приходи за мной.
Когда тебя нет рядом, свет гаснет.
Ты взорвала меня на куски,
Оторвав от реальности.
Быть рассеянным так – опасно.
Приходи за мной:
В одиночестве мне не спастись.
Я боюсь подступиться к сложной проблеме,
И, возможно, ничего не смогу с ней поделать.
Но я не боюсь ухватиться за нее.
Возможно, если я буду плакать и умолять,
Ничего не изменится.
Если только я не решусь просто в это поверить.
Знаешь, я соглашусь,
Если ты оттолкнешь меня от успеха,
Если будешь жестока.
Если вырвешь меня из зоны комфорта —
Я смирюсь беспрекословно.
Знаешь, я соглашусь.
Хиджун прерывается. Его пальцы сжимают карандаш до боли. Чувства, которые он испытывает, так сильны!
Прислонившись спиной к стене, он закрывает глаза. Она здесь, под его веками, погружена в свои мысли. Держит книгу перед глазами, но не читает. Мысли захватывают все ее внимание, не давая сосредоточиться ни на чем другом.
Как бы он хотел вернуться, бегом подняться к ней и прижать к себе.
Но не может.
Хиджун открывает глаза, быстро прячет листок в карман и сбегает в свою комнату. Там он открывает ящик с цветной бумагой и начинает лихорадочно складывать, складывать, складывать, пока порывы, с которыми он так упорно сражается, наконец не ослабевают.
Глава 6
Чеджудо
Глядя в даль, Элис размышляет о том, как ей повезло с такой мягкой погодой. Обычно в это время на острове Чеджудо уже зима, но, похоже, в этом году осень решила задержаться здесь подольше, так что на улице сейчас очень хорошо. Конечно, тут не бывает так холодно, как в Сеуле, но +17 в начале ноября все-таки редкость.
Перед Элис простирается территория курорта. Кутаясь в свитер оверсайз, девушка пьет чай с манджу – восхитительными пирожками с каштанами, которыми она балует себя только изредка. Терраса при комнате просто идеальна. Элис может сидеть там часами, нежась в лучах солнца, глядя на волны, набегающие на берег, усеянный харубанами – «каменными дедами», которые стоят, повернувшись спиной к морю. Это изваяния с симпатичными лицами, в забавных круглых шапках, с большими закрытыми или распахнутыми глазами, ровными невыразительными ртами и крупными руками, сложенными на животе. Элис знает, что статуи должны защищать город и приносить плодородие. Для нее же они – залог безмятежности. Вдали она различает очертания таинственного острова Чхагвидо.
Сам город и прогулка до этого волшебного места со странными вулканическими камнями были просто восхитительны.
С момента прибытия на Чеджудо Элис ощущает удивительное спокойствие. После непростого начала путешествия она даже не надеялась наконец-то испытать удовольствие. Не в последнюю очередь на это повлияло то, как радикально изменилось отношение Сона. Она с улыбкой думает, что теперь их, пожалуй, можно назвать друзьями. Невероятно. А ведь все начиналось, мягко скажем, неважно.
Теперь же Элис с радостью соглашалась гулять с ним на виду у прессы. Взаимопонимание между ними стало настоящим, а журналистам только этого и было надо. Сама Элис решила пока не заглядывать в соцсети и не читать статьи: она понимала, что там полно и хорошего, и на редкость неприятного. Ей вполне достаточно воодушевленных отчетов Зоэ, которая специально отбирает для нее самые красивые фотографии и милые комментарии. Они вместе смеются над предполагаемыми датами свадьбы Элис и Сона, над версиями ее судьбы. По слухам, она то ли принцесса, то ли наоборот, Золушка, которую прекрасный принц Сон спас из безвыходной ситуации.
«Почти, почти».
Приключения Элис в Корее приближаются к зениту. Остается всего две недели. Один месяц – это так мало. И все же ей кажется, что в прошедшие пятнадцать дней уместилась вечность. Вечность, мелькнувшая, словно молния.