Этот бесконечный непонятный ребус сводит ее с ума. Сегодня она находит бабочку у двери своей комнаты.
Квартира погружена в тишину. Элис знает, что 7Х уже уехали. Вчера из-за пресловутой фотосессии она часами не разлучалась с Соном. А сегодня рано утром, еще затемно, она услышала, как он тихо встал и ушел.
Элис подбирает бабочку с разноцветными крыльями и, еще толком не проснувшись, бредет на кухню, чтобы выпить кофе. Горький запах помогает ей избавиться от остатков сна, туманивших разум. Она берет в руки телефон. В Сеуле 8 утра, в Париже – полночь, время ежедневного сеанса связи с кузиной. Элис прислоняет мобильник к стопке журналов и нажимает на видео-звонок. Через несколько мгновений на экране появляется лицо Зоэ. –
– Привет, красотка! Как настроение вечерком? Вернее, у тебя утречком.
Тон кузины напоминает Элис о том, какой подавленной она выглядит в последнее время.
– Ничего. Вчера была на фотосессии с Соном. Самой настоящей, как у звезд, тебе бы понравилось, – произносит она через силу.
– Ух ты!
Зоэ покашливает, глядя в сторону, а потом смотрит на кузину с тревогой.
Они обе знают, насколько тяжело далась Элис работа, от которой Зоэ была бы в восторге.
– Ты нашла еще оригами? – спрашивает Зоэ.
Попытка Элис взбодриться тут же с треском проваливается. Она вертит в руках бабочку, а потом показывает ее на камеру.
– Какая красота! – восклицает Зоэ с легкой иронией. – И снова с буквой?
– Да.
Элис разглядывает фигурку, потом подносит к экрану, чтобы кузина увидела 다 на одном из крыльев. Зоэ прищуривается, вынимает из кармана билет на метро, а из сумки – ручку, и старательно зарисовывает знак хангыля.
Затем она задумчиво прикусывает большой палец.
– Знаешь, – признается Зоэ, – я подняла на ноги всех знакомых, которые хоть чуть-чуть говорят по-корейски, мы с ними вертели эти буквы и так и этак, но ничего не смогли понять.
– Но у них должен быть какой-то смысл, иначе зачем это все?
– Понятия не имею. Мне кажется, он выдает их в произвольном порядке. И пока ты не соберешь все, прочитать послание не получится. Ты спрашивала у Чанмина?
– Я не хочу его беспокоить, – объясняет Элис. – У них на этой неделе бешеный график.
– А когда закончится мини-тур?
– Они возвращаются завтра.
– Ясно, – кивает Зоэ. – А они все время живут в квартире?
– Нет, иногда.
– Но каждый раз, когда они приезжают, этот тип оставляет тебе подарок из бумаги, так?
– Да, – отвечает Элис.
В словах Зоэ звучит презрение, и Элис улыбается, понимая, что кузина хочет ее защитить.
– Знаешь, я опять видела сон про него.
Зоэ смеряет ее внимательным взглядом.
– Он признавался мне в своих чувствах…
– Элис… – вздыхает ее кузина. – Мне жаль, что все так вышло.
Элис кусает губы. Ей снова больно. Так, надо срочно сменить тему и вернуть то состояние отрешенности, из которого ее вырвала маленькая бабочка.
– А как у тебя дела? Что нового в Париже?
Толпа шумит просто ужасно.
– Элис! Идите лучше сюда.
Чан, худощавый помощник Кима, тянет ее за рукав.
Элис путается в полах длинного платья.
– Погодите! Я не могу сделать ни шага с этой штукой на спине!
– Только не начинайте снова ныть, – посмеивается Чан.
Элис показывает ему язык. Мимо пробегает костюмерша, задевая ее по пути. Еле уклонившись от обезумевшего реквизитора, Элис наконец-то пересекает коридор, подходит к Чану и вжимается в стену рядом с ним.
– Думаете, мы выживем? – со смехом спрашивает она.
Чан пожимает плечами.
– Хороший вопрос. В любом случае, мне велели доставить вас живой на коктейльную вечеринку после концерта.
– Звучит впечатляюще!
– Вы никогда не были на K-pop концерте в Корее?
– Конечно, нет!
Чан пытается что-то ей сказать, но свет гаснет и звучит объявление о выходе группы на сцену. Это последняя песня на сегодня, и вопли фанатов становятся громче. Элис мысленно ставит себя на место парней, представляя, насколько это всё, наверно, пугает – толпа, мигающие огни, звуки басов, пробирающие до костей.
Какие они храбрые! Она бы так никогда не смогла. Наверно, чувствовала бы себя совсем крошечной, стоя перед тысячами людей, которые пришли ради нее и только нее.
Наконец-то, в последний раз за вечер, 7Х поднимаются на сцену. Зажигается белый луч прожектора, и в зале воцаряется тишина, еще более поразительная после шума, стоявшего секунду назад.
Раздается несколько гитарных аккордов, и Элис напрягает слух. Начало мелодии звучит очень знакомо.
Сон выходит к краю сцены и начинает скорее мурлыкать, а не петь. Его английский почти идеален: произношение отработано специально к этому случаю.
Ты знаешь, что я делаю вид, словно
твое присутствие меня не волнует,
Словно ты не можешь меня ранить.
Но в моем теле все вверх дном и охвачено холодом,
Пока мне нельзя дотронуться до тебя.
Одно прикосновение к твоей коже могло бы все вернуть на места.
Музыка сменяет вокал, а парни на сцене движутся в медленном танце. Только Хиджун остается стоять, развернувшись к залу. Элис смотрит на него… и встречает его взгляд. Он наклонил голову и чуть повернул лицо к кулисам, к тому самому месту, где она стоит рядом с Чаном. Посмотрев ей в глаза, он начинает читать рэп.
Эта ситуация абсурдна.
По спине Элис пробегает дрожь. Неужели это… та песня, которую она слышала в первую неделю, в том убежище, где он прятался от всех?
Я больше не могу двигаться дальше.
Мне не хватает воздуха; эта мечта в конце концов задушит меня.
Мое тело – тюрьма, из которой я хочу убежать.
Когда ты не смотришь на меня,
Я чувствую себя одиноким, заключенным.
Я больше не могу дышать,
Словно самого себя мне уже недостаточно.
Да, это она. Элис больше нигде ее не слышала. Никогда. Только в тот вечер, когда застала Хиджуна одного с гитарой. В тот вечер, когда он оттолкнул Элис, уязвленный ее присутствием. Таинственная сила побуждает ее приблизиться к нему, медленно подойти к кулисам, остановившись на самом краю.