Музыка становится все тише и спокойней. Я рисую умиротворение. Если бы пальцы не прижимали струны к ладам грифа, не сжимали медиатор, чтобы рождать от тихой беседы его и медных скрученных нитей тихое тремоло, они бы дрожали от пережитых эмоций и картин.
В какой-то неуловимый момент музыкальная пауза превратилась в тишину, и я почувствовала, как струйки пота сбегают по спине. Разгоряченная кожа с жадностью ловила условную прохладу воздуха музыкального кабинета. Я посмотрела на Каэли. Она улыбалась, и улыбка ее была чрезвычайно довольной. Мои губы дрогнули в ответ. Кажется, теперь я начала осознавать, почему Каэлеа Муррей такая, какая она есть: порывистая, беззаботная, искренняя и безразличная к чужому мнению.
— Нужно чаще провоцировать тебя на конфликт, Адерин. Тогда в тебе просыпается монолитный стержень характера, который ты от всех прячешь, — произнесла дочь Тигана Муррея, рассеивая тишину своим мягким голосом.
— Не настолько он и тверд, — с усмешкой ответила я, откладывая медиатор и проводя пальцами по струнам мандолины.
— Тверже, чем думают окружающие, — неожиданно серьезно не согласилась Каэли. — И тверже, чем ты сама думаешь.
Я снова улыбнулась. Напряжение отпускало, на прощание подергивая мышцы. Стало немного зябко.
— Ты сегодня выложилась целиком и полностью, — заметила Каэли, поднимаясь с колен. — Как ощущения?
— Хочется сменить платье, — честно ответила я, чем вызвала звонкий смех наставницы.
— Кажется, я кое-что поняла: принцип соединения с мелодией так, чтобы оставаться ведущей в любой ситуации, — добавила я после короткой паузы.
— Тебе не кажется, — Каэли кивнула, подтверждая мои догадки. — Я рада, что мне не пришлось тебе объяснять это словами.
Я постаралась скрыть внутреннее ликование, но улыбка все равно широко растянула мои губы. Лучшую похвалу олламу и придумать сложно.
Глава 14
Четкий, стучащий, идеально выверенный стук отмеряющего такты метронома звучал в приемной, предваряющей личный кабинет первого проректора. Лаконичная деревянная усеченная пирамидка стояла лицевой стороной к секретарскому месту. Делма Уалтар сидела, сцепив руки в замок и закрыв глаза. Но стоило только ручке входной двери с тихим шелестом опуститься, как ее глаза распахнулись, и ожидающий взгляд устремился на дверное полотно.
Мэтр Ханлей Дойл зашел в приемную и приветственно кивнул девушке.
— Здравствуйте, оллемаУалтар. То есть леди Уалтар.
— Можно и оллема, — улыбнулась Делма. — Мне тоже так привычней, мэтр Дойл.
Мужчина усмехнулся и посмотрел на предмет, нарезавший минуты на строго одинаковое количество отрезков.
— Помнится, у Милдред на том же месте стояли часы. Прекрасная работа знаменитого мастера. Всегда очень точно показывали время. Но звучали в точности как ваш метроном. От их тиканья спасу не было. Кстати, именно из-за них, насколько я помню, лорд Двейн стал закрывать дверь в свой кабинет.
— Ритм помогает мне лучше настраиваться на работу, — улыбнувшись, пояснила секретарь и поинтересовалась:
— Вы к лорду Двейну?
— Да. Он у себя? — подтвердил свои намерения Ханлей Дойл.
— Да. Я доложу о вас.
Делма Уалтар покинула свой секретарский пост и, коротко постучав, зашла в кабинет первого проректора, чтобы доложить: «Лорд Двейн, к вам мэтр Дойл», а затем выйти и сделать приглашающий жест. Мужчина благодарно кивнул и зашел в кабинет. Секретарь аккуратно закрыла за ним дверь.
— Проходите, мэтр Дойл, присаживайтесь. Что вас привело ко мне?
Лорд Маркас Двейн, стоящий у окна, выжидающе смотрел на преподавателя. Ханлей Дойл занял предложенное ему место и ответил:
— Лорд Двейн, меня беспокоит оллам Грейнн Бойл.
Усталое выражение стекло с лица первого проректора, в глазах зажегся настороженный огонек.
— Я слушаю.
Мэтр Дойл кашлянул и произнес:
— В прошедший выходной я видел оллама Грейнна в городе. Он общался с неким молодым человеком. Но потом, когда оллам ушел, к его приятелю подошел другой человек очень подозрительного вида, я бы даже сказал разбойничьего. После короткого разговора этот субъект отправился вслед за нашим студентом.
— И что произошло дальше? — напряженно поинтересовался лорд Двейн.
— Не знаю. Я не смог последовать за ними, они оба затерялись в толпе, — признался преподаватель.
Первый проректор прошел к своему креслу, опустился в него и вздохнул.
— И вы считаете, мэтр Дойл, что есть повод для беспокойства… — пробормотал сам себе Маркас Двейн.
— Меня беспокоит, что за одним из наших студентов увязался явно преступный субъект. А учитывая личность студента и его прошлые заслуги…
Договаривать преподаватель не стал, все и так было понятно.
Первый проректор усталым движением потер переносицу.
— Грейнн Бойл… Грейнн Бойл… Это даже не головная боль, а заноза в… — мужчина опустил ладонь на стол и хмуро продолжил. — Как один человек может усложнять жизнь стольким его окружающим?
Ханлей Дойл понимающе невесело усмехнулся. Он помнил, чем обернулось прошлое приключение Грейнна Бойла. Избалованный богатый юноша, полностью уверенный в собственной исключительности и безнаказанности, своими выкрутасами накликал настоящую беду. И не только на себя. В итоге разбирательств и бюрократических выволочек было столько, что впечатлений хватило на весь последующий после инцидента год. Оллам вернулся завершать обучение спустя четыре с половиной года, и первые месяцы казалось, что молодой человек усвоил преподанный ему судьбой урок. Он был тихим, замкнутым. По углам не шуршали шепотки о бесконечной чреде его пассий. Но теперь неугомонный оллам снова норовил вляпаться в неприятности.
— Не сидится нашему студенту спокойно, — сочувствующе произнес преподаватель.
— У него шило в… — лорд Двейн раздраженно сжал губы, а затем продолжил, — а мне потом разгребать последствия его приключений.
Ненадолго в кабинете повисла тяжелая тишина, а после первый проректор устало вздохнул и произнес, посмотрев на преподавателя:
— Благодарю за информацию, мэтр Дойл.
Ханлей Дойл кивнул и поднялся со своего места, намереваясь покинуть кабинет, когда Маркас Двейн снова к нему обратился:
— И еще. Учитывая все обстоятельства, могу ли я рассчитывать на ваше содействие в случае неблагоприятных обстоятельств? Мне бы не хотелось привлекать к внутренним проблемам консерватории посторонних лиц.
— Конечно, лорд Двейн. Можете на меня рассчитывать.
Первый проректор благодарно кивнул, а мэтр Дойл покинул кабинет начальства. Когда за ним закрылась дверь, лорд Маркас Двейн откинулся на спинку кресла и едва слышно произнес: