Тишина, опустившаяся вслед за занавесом, казалось, должна была быть оглушающей, но внутри меня все еще звучали финальные аккорды и прощальные переборы. Такая музыка не утихает просто так. Она может долго жить в сердце и неделями не покидать разума вне зависимости от желания слушателя. А моим единственным желанием было сохранить то волшебное ощущение, что смог подарить не только мне, но, уверена, и всем в этом зале невероятно одаренный оллам — Колум Боллинамор.
Он покинул зал точно так же, не прощаясь и не произнеся ни слова. Да и к чему слова, когда за него все сказала музыка? К чему бесцельное сотрясание воздуха бесполезными вибрациями, когда он еще хранит отголоски волшебных созвучий? Я улыбнулась. Все же оллам выбрал идеальный способ взаимодействия с публикой. Для нас всех он был не обыкновенным человеком, а проводником музыкальных откровений из тонкого мира в слышимый и воспринимаемый разумом диапазон.
Моргнув, удивленно почувствовала влагу на глазах. Не слезы, ведь я не плакала, но что-то весьма близкое к ним. Хотя такая музыка вполне была достойна слез как дани восхищения, следы которого многие дамы и даже некоторые мужчины стирали с лиц, нисколько не смущаясь.
Постепенно зал вновь заполнился гулом, выросшим из незаметно зародившегося едва слышного шепота и вздохов, но не таким громким и возбужденным, как до начала концерта. Слушатели медленно поднимались со своих мест и неспешно двигались к выходу, делясь ощущениями. Удивительно. Я не могла подобрать слов тем чувствам, что сейчас испытывала. Не знаю, находили ли другие, но попыток явно не оставляли, стремясь выговориться, выплеснуть эмоции, поделиться… но только шепотом. Я улыбнулась.
Три часа концерта пролетели незаметно, будто выпали в безвременье, унеся с собой всех присутствующих в зале, так что я не стала исключением, когда, выйдя в холл и бросив взгляд на окно, изумленно вскинула брови, отмечая, что на улице солнечный свет давно сменился бледным фонарным освещением. Не особенно торопясь, я покинула вестибюль одной из последних. На свежем воздухе большинство тех, с кем мы делили зал и невероятный мир чужой музыки, будто встрепенулись: их движения стали резче, голоса — громче, предложения — более связными. Вскоре на площади перед городским театром Керна уже вовсю гудели возбужденные людские голоса, стремящиеся выговориться, поделиться собственными впечатлениями и ощущениями от концерта.
Я плотнее запахнула плащ и быстро направилась по знакомой дороге. Не хотелось терять чувства и послевкусие, навеянные волшебной музыкой Колума Боллинамора, так что шаг получилось сбавить только спустя несколько минут ходьбы. Когда гомон стих и уже не заглушал мои собственные мысли и ощущения, я пошла гораздо медленнее, перебирая все еще свежие воспоминания, смакуя, воскрешая тактильную память, снова переживая восхитительную дрожь.
Погруженная в совсем свежие события, хоть и, увы, уже прошедшие, я шла, не замечая дороги, как вдруг почувствовала чужое прикосновение к своему плечу. Вздрогнув от неожиданности, я резко остановилась и обернулась. Всего в шаге от меня стоял незнакомый мужчина. Заметив, что добился моего внимания, он медленно, словно нехотя, убрал руку и улыбнулся, после чего произнес:
— Ну и ну, милая леди, вас не дозваться.
Что-то в его голосе мне не понравилось. То ли сверкнувшие сталью нотки, то ли не такая дружелюбная, какой бы он хотел ее сделать, интонация.
— Я могу вам чем-то помочь? — спокойно, но внутренне подбираясь, поинтересовалась я, стараясь придать голосу твердости.
В плохо освещенном переулке никого, кроме нас двоих, не было, и это положение вещей мне крайне не нравилось.
— Помочь? — мужчина насмешливо ухмыльнулся. — Да, собственно, это я хотел предложить вам помощь.
— Помощь? — переспросила я. — Какого рода?
— Ну как же! Девушка вечером идет совсем одна. Мало ли кто может встретиться… Вот, думаю, может, проводить? — губы незнакомца расплылись в самодовольной улыбке, не отразившейся в глазах, смотревших с пугающе хищным выражением.
— Благодарю, но в этом нет необходимости. Мне совсем недалеко идти, — ответила я и сделала попытку развернуться, чтобы продолжить путь, но была остановлена. Мужчина остановил меня, перехватив за руку, и произнес:
— Ну что же вы, милая леди, отказываетесь от чистосердечного желания помочь. Это очень обидно.
— Отпустите мою руку, — посмотрев в глаза незнакомцу, твердо произнесла я.
— А если нет? — ухмылка мужчины превратилась в предвкушающую.
— Я закричу, — ответила я.
— Боюсь, кричать тебе недолго, дорогуша. С перерезанным горлом оно как-то несподручно, — хохотнул тот, довольный собственной шуткой и продемонстрировал во второй руке нож.
Я почувствовала, как все внутри сжимается от страха, превращая меня в маленький живой комочек и оставляя тело лишь оболочкой, чтобы спрятаться где-то в его глубине.
— Что вам нужно? — стараясь не дать голосу дрогнуть, спросила я. — Деньги? Боюсь, у меня их не много.
— Деньги — сор, — фыркнул мужчина. — Хоть и приятный. Но такой милой барышне есть и без них чем поделиться.
С такими словами он отшвырнул меня к стене ближайшего забора и подступил, оказываясь в плотную. Спина от встречи с каменной кладкой тут же заныла и стала неприятно саднить, но это было меньшей из моих проблем. Я смотрела в приближающиеся холодные жестокие глаза незнакомца, чувствовала его учащающееся дыхание, ощущала, как рука, отпустившая мою, ищет дорогу к моему телу, сквозь плащ и не понимала, как происходящее может быть реальностью. Холодная сталь, прижатая к горлу, напоминала об угрозе расправы в том случае, если я вздумаю закричать.
Мужчина опустил голову, зарылся носом в мои волосы, заставив вздрогнуть от омерзения, и шумно вдохнул.
— Как вкусно пахнет. Ты прямо как цветок. Верно, мой прелестный цветочек? — пробормотал он куда-то пониже моего уха.
И в этот момент я решила, что если никак не получится остановить мерзавца, то я найду его. Расскажу все отцу, а потом, когда он его поймает, буду с удовольствием смотреть, как подонку отрежут и нос, и поганый язык, и еще много чего явно ненужного при такой скудости мозга и порочных наклонностях.
Мужчина выпрямился и посмотрел мне в глаза. По всей видимости, выражение ему не понравилось и он, едва разобравшись с застежкой плаща, оставил ее и перехватил той рукой мои волосы, больно сжав их на затылке и задирая мою голову вверх, обнажая горло.
— Строптивая, значит, — с явной издевкой в голосе произнес он. — Люблю таких. Нам с тобой будет весело, цветочек.
— Очень сомневаюсь, что тебе будет весело хоть с кем-нибудь сегодня, — прозвучал в ответ голос, показавшийся мне знакомым.
Я сделала попытку повернуть голову, чтобы рассмотреть неожиданного прохожего, но хватка бандита оказалась железной и, зашипев от боли, я оставила попытки поменять положение.
— Ты еще кто? — повернувшись к источнику звука, произнес незнакомец, а затем хмыкнул и добавил. — Хотя какая мне разница. Топай отсюда.