Консерватория: мелодия твоего сердца - читать онлайн книгу. Автор: Лисавета Синеокова cтр.№ 19

Грейнну оставалось только возвести взгляд к потолку и страдальчески вздохнуть.

— Так, давай еще раз сначала. И постарайся расслабиться, представить себя плывущим по волнам мелодии… ну ты помнишь, — совсем другим, деловым тоном произнесла девушка и снова тронула скрученный в толстые нити шелк.

Грейнн Бойл еще раз вздохнул, уже с куда меньшим артистизмом, и снова устроил скрипку на плече, поднося смычок к готовым запеть струнам.

* * *

Метресса Линдберг задумчиво закусила нижнюю губу и нахмурилась. Первый проректор, отметив этот жест пристальным взглядом, произнес:

— Значит, мой совет в этой ситуации оказался не в помощь. Досадно.

— Почему же не в помощь? — ответил на его реплику мэтр Муррей, — совет вполне разумный, применительно других студентов. Не сработал он относительно очень чуткой и вспыльчивой слышащей, но с такими девушками, поверьте моему опыту, вообще мало что срабатывает.

Каэли, сидящая на подоконнике и покачивающая ногой в такт слышной только ей мелодии, громко фыркнула, на что самый опытный из присутствующих преподаватель не обратил ни малейшего внимания.

— Я не вижу другого выхода, кроме как расформировать этот ансамбль, — тихо, но крайне уверенно произнесла Санна Линберг. — Девочка не в состоянии выполнить данное задание, и ее это угнетает, что ощущается практически на физическом уровне, я уже не говорю о музыкальном.

Лорд Двейн вздохнул и открыл было рот, чтобы согласиться с метрессой, но тут в разговор вступила самая молодая из присутствующих:

— На вашем месте я бы не спешила с этим решением.

— Почему же? — удивленно вздернул бровь Маркас Двейн.

— Эти двое, несмотря на сложившееся недопонимание, могли бы стать идеальным ансамблем. Адерин нужно учиться справляться с музыкальным потоком, управлять им, а Грейнну, — девушка бросила отрешенный взгляд в окно. — Грейнну не помешает небольшая встряска. Они могут помочь друг другу так, как не сможет ни один преподаватель.

— В данной ситуации я склонен согласиться с голосом юности, — веско обронил мэтр Муррей, за что был вознагражден еще одним фырканьем, но не повел и бровью в ответ.

— Раз компетентный специалист утверждает, что имеет смысл продолжить, то, я думаю, стоит дать этому ансамблю еще какое-то время, — произнес первый проректор, обращая полувопросительный взгляд к Санне Линдберг. — Вы не согласны, мэтресса?

— Даже не знаю. Судя по всему, девочке эти занятия очень неприятны, — с сомнением в голосе и искренним переживанием в глазах ответила молодая женщина.

— Тут, я думаю, смогу помочь, — донесся от окна голос Каэли.

Взгляды присутствующих переместились к ней.

— Я поработаю с олламом Грейнном. У нас с ним давно налажен контакт — так что через пару сеансов он будет во вполне терпимой форме, — пояснила слышащая.

— К тому же, — вновь взял слово мэтр Муррей, — раз уж он теперь знает о направленности дара оллемы Адерин, ей будет легче тренироваться не только в общей сфере влияния музыки души, но и по своей прямой специализации. Раз уж молодому человеку удалось разгадать наше юное дарование, так пусть послужит благой цели в деле становления ее как слышащей.

Губы седовласого мэтра искривились в иронической улыбке, а от окна долетел едва слышный смешок.

Первый проректор нахмурился.

— Хорошо. Но я хочу, чтобы вы держали меня в курсе происходящего. Об успехах и неудачах этого ансамбля я хочу знать все. И да, Каэли, — он повернул голову к девушке, — если вдруг твой дар убеждения не сработает, что, конечно, сомнительно, отправляй оллама Грейнна прямиком ко мне. Я найду достаточные аргументы, чтобы сделать его сговорчивей.

Каэли фыркнула в очередной раз, кивнула и, легко спрыгнув с подоконника, направилась к двери. Разбор полетов оллемы Адерин был окончен, а значит, ей в проректорском кабинете делать нечего.

— Ну что ж, с этим вопросом пока все, — проводив взглядом летящую фигурку, произнес первый проректор.

Мэтр Муррей поднялся, кивком попрощался с лордом Двейном и направился к выходу. Вслед за ним поднялась со своего места и Санна Линдберг. Еще до того, как она начала движение к двери, ее остановил голос Маркаса Двейна:

— Метресса Линдберг, не стоит переживать. Я уверен, неприятная ситуация вскоре разрешится. Каэли действительно мастер своего дела.

— Я в этом ни секунды не сомневаюсь, лорд Двейн, — ответила Санна.

— Тогда отчего вы хмуритесь? — с улыбкой поинтересовался мужчина.

— Не поверите — разрабатываю план, как буду тащить двух не самых покладистых студентов к вам на разбор полетов, если они что-нибудь сломают в процессе нахождения общего музыкального языка, — ответила метресса Линдберг, позволяя улыбке сверкнуть в глазах.

Первый проректор усмехнулся и с удовольствием проводил взглядом удаляющуюся из его кабинета женскую фигурку, мысленно отмечая, что спокойная женственность выглядит гораздо привлекательней юной летящей порывистости.

Я сидела в музыкальном кабинете и в задумчивости пальцами перебирала струну за струной своей деревянной подруги. Медные жилы отзывались приглушенным мягким звуком, будто урчанием кошки. Конечно, при моей-то роскоши — отдельной комнате — я могла бы играть и там, чем и пользовалась в непогоду, но здесь, в небольшой комнате рядом с роялем, мне нравилось гораздо больше. И дело было не только в акустике. Так я не чувствовала себя в одиночестве. Жизнь в консерватории бурлила горным потоком, пронизывая баритонными вибрациями стены, потолки, полы и сам воздух. В моей же комнате, изолированной от звука, воздух был неподвижен, иногда напоминая тихий пруд, а иногда стоячее болото.

Времени до поры академконцертов с каждым днем не становилось больше, поэтому я твердо решила поговорить с мэтрессой Линдберг насчет ансамбля, но каждый раз почему-то откладывала, а преподавательница, с которой мы виделись три раза в неделю на занятиях по специальности, не спешила интересоваться успехами своей ученицы. Не то чтобы мне нравилась неопределенность, но своя прелесть в ситуации была: эмоционально я отдыхала. А при мысли, что пропущено уже два ансамблевых занятия так вообще блаженствовала, стараясь не вспоминать ледяные уколы мелодии чужого сердца. За прошедшие несколько дней Грейнн Бойл пытался поговорить со мной еще раз, но его снова отвлекли, что меня нимало не огорчило.

По моим губам проскользнула мимолетная улыбка. Взяв медиатор, я вновь прикоснулась к струнам, от этого движения мгновенно оживившимся в звонких переливах. Я любила свою мандолину. И не только потому, что за столько лет она всегда была мне верной подругой. Струнные инструменты — это нечто интимное, личное. Играя, лаская, сжимая скрученную, обвивающую сердцевину, медную проволоку, ты не просто извлекаешь звук — ты отдаешь инструменту часть себя. От поцелуев металлических жил с первых же дней появляются мозоли, которые со временем не проходят, но лишь твердеют, закрепляя вашу дружбу и верность друг другу. Что уж говорить о часах перед академконцертами, когда неопытные музыканты стирают пальцы в кровь, доводя звук до совершенства. Не придавая значения боли, полностью погрузившись в звук, они питают струны своей кровью. Нет, те не становятся мягче или нежнее, но, принося такую жертву инструменту и упорству, в ответ получаешь гораздо большее: познание. Ты начинаешь чувствовать и слышать инструмент совсем по-другому, будто продолжение себя. И тогда начинает казаться, что струны отзываются уже не на движения пальцев, а на движения души, будто они читают ноты твоими глазами, проникают в твои чувства и верней тебя знают, в какие оттенки ты хочешь окрасить каждую ноту. Невероятное ощущение. Оно будто распускает крылья за спиной, которые позволяют парить исполнителю на воздушных волнах мелодии. Такие чувства, без сомнения, стоят и крови и мозолей.