Консерватория: музыка моей души - читать онлайн книгу. Автор: Лисавета Синеокова cтр.№ 54

Кеннет занял места для меня, Делмы и Кейдна в третьем ряду. В первом сидели преподаватели, а во втором – экзаменуемые олламы.

Большой концертный зал был почти полон. Конечно, в каждом ряду оставалось несколько свободных мест, но мне показалось, что тут собралась чуть ли не вся консерватория. Даже на балконе сидели студенты. Только ложи пустовали, но в них вход студентам был воспрещен, они береглись для гостей консерватории.

- Сколько народу, - наклонившись прошептала я Делме.

- Да. Они все пришли послушать Нию и Дарррака, - так же тихо ответила мне подруга.

- Даррака? - удивилась я. За всей этой экзаменационной суетой я совсем забыла посмотреть, когда в расписании стоит академконцерт сереброглазого оллама, и сейчас в одно мгновение почувствовала и сухое леденящее оцепенение, от осознания, что чуть было не пропустила его выступление – вот балда, сама ведь так хотела его послушать! – и волны облегчения, несущие с собой легкую нервную слабость.

- Ну да. Он закрывает череду аккадемконцертов. Это уже своеобразная традиция, - подтвердила Делма.

Я кивнула. На сцену вышла какая-то оллема из преподавательского состава, чтобы попросить тишины и представить первого студента. И потянулась вереница выступающих. Вместе с первыми звуками первого оллама я выстроила блок: за период экзаменов я уже достаточно влияния на себе прочувствовала. Так что сегодня планировала снять его только для Нии.

Перед подругой выступали трое вокалистов и четверо исполнителей: виолончелистка, гобоист, аккордеонист и парень, играющий на валторне. Между выступлениями была маленькая полуминутная пауза. И вот звонкий голос, похожий на звук горна, объявил следующего студента, которым оказалась моя соседка по комнате. Ния встала и взошла по ступеням на сцену. Она остановилась у рояля, не загораживая вид на аккомпаниатора, и повернулась лицом к залу. Со стороны Кеннета раздался какой-то малопонятный звук, похожий на судорожный вдох. Коньячного цвета струящееся платье обрисовывало фигуру девушки, свободно расходясь книзу от бедер, ниспадая мягкими складками. Рукава повторяли рисунок юбки, оставляя открытыми только ладони. Ткань золотилась и играла в лучах, падающих на нее из окна. Волосы Нии, в которых как будто путались те же лучи, были собраны в высокую прическу, оставляя открытой шею и плечи, которые платье не закрывало. Девушка как будто сияла изнутри и снаружи, полностью оправдывая свое прозвание солнечной, но больше всего света было в глазах. Куда только делась нервная дрожь и неуверенность. Недавно трясущуюся оллему в этой прекрасной вокалистке не могла узнать даже я. Ния слегка повернула голову и грациозным и легким кивком дала знак аккомпаниатору о вступлении. Полились первые звуки: мягкие, нежные с серебристыми переливами. Проигрыш - и вступление голоса. Голос у подруги оказался очень чистым и невероятно лиричного тембра. Романтичным - такое исполнение никогда не устанешь слушать - и очень мягким. Песня была колыбельной, как это ни странно. Тягучей и плавной. От солнечной девушки будто расходились волнами покой, любовь и умиротворение. Вспомнился родной дом и мама, которая пела нам с сестрой колыбельные чуть ли не до десяти лет, ее теплые чудотворные руки, словно забирающие боль и слезы. Накатила светлая тоска и неожиданно силуэт подруги расплылся в непролитых слезах. Рядом со мной тихо шмыгала носом Делма, от Кеннета не было слышно ни звука: он неотрывно смотрел на Нию, кажется, даже забывая дышать. А песня все лилась тихим шелестом ручейка, воскрешая забытые чувства, пробуждая воспоминания: вот я совсем маленькая, бегу от порога навстречу матери, но спотыкаюсь и разбиваю коленку, мама оказывается рядом мгновенно, она выцеловывает набежавшие горькие слезы, ведет домой, чтобы промыть царапину и рассказывает историю про отважных морских волков, которым все нипочем. Повреждение промыто, и я уношусь на улицу, чувствуя себя бывалым членом берегового братства, и мечтаю, чтобы на коленке остался живописный шрам, а меня провожает любящая мамина улыбка.

Я сморгнула так и не пролив своевольной влаги, хоть и пришлось постараться. И хоть этот концерт был академическим, и поощрять выступающих хлопками не было необходимости, да и непринято было, если уж на то пошло, но после того, как не только голос, но и завершающие пассажи фортепиано стихли, зал разразился аплодисментами. Ния смущенно улыбнулась и спустилась со сцены, возвращаясь на свое место. Подождав, пока зал успокоится, тот же звучный медный голос объявил выход следующего студента, а после него еще одиннадцать. После выступления Нии я восстановила блок и оценивала игру других олламов исключительно с позиций милозвучности.

Завершал этот академконцерт, как и говорила Делма, Даррак Кейн. После того, как горноподобный голос объявил его имя, в концертном зале воцарилась тишина. Звуки и шепотки словно притаились по углам, замерев в ожидаии. С истинно-мужской грацией молодой мужчина поднялся на сцену и занял место за роялем.

Короткая пауза - и длинные мужественные пальцы касаются клавиш рояля, и тот, как будто всем естеством тянется к прикосновениям. Тандем, рожденный укрощенным инструментом и превосходным исполнителем, великолепен. Мелодия стелется серым туманом, а я, замерев, начинаю по-настоящему понимать, что значит овладеть собственным даром. Даррак вышел за пределы цветового спектра семи извечных нот: он создавал новые оттенки сам, музыкой своей души, музыкой, в которую невозможно не влюбиться. Блеклая воздушная субстанция уже заполнила все пространство зала, когда внезапно меня почти ослепила яркая вспышка. Характер, темп, динамика, громкость – в произведении изменилось все. От череды ярких молний, выбеливших пространство, оставив лишь темнеющие силуэты, я стала терять себя и ощущение реальности, ориентироваться в происходящем становилось все сложней, нахлынула растерянность.

Прямо рядом с ухом раздался сдавленный шепот Делмы, обратившей внимание на то, что со мной что-то не так:

- Талли, что ты делаешь? Поставь блок!

А я вдруг осознала, что блок как стоял, так и стоит. Я не успела снять его перед выступлением оллама-выпускника, но почему-то он стал прозрачным, беспрепятственно пропуская музыку души Даррака Кейна. Я не успела ничего ответить, потому что мелодия изменилась снова. Яркие, до боли в глазах, вспышки прекратились, но и тумана нигде не было, а было небо. Бездонное, бескрайнее, в котором хотелось утонуть. Его голубизна была самым прекрасным из всего, что я когда-либо слышала, и все вопросы отошли на задний план. Сейчас не было ничего важней и чудесней небесной лазури, заглядывающей мне прямо в сердце. Желание коснуться прекрасного видения и страх сделать что-то не так сплелись в единый жгут, скрутивший все внутренности в волнительном переживании. Закончилось произведение в том же характере, каким и было оно все от первой ноты до последней: резко, как будто, что-то екнуло в груди или я просто сморгнула наваждение. Осталось лишь эхо, отголосок, которое захотелось спрятать в памяти, чтобы иметь хотя бы частичку этого чуда.

Тишина была в дребезги разбита оглушительными овациями. Казалось, аплодировали сами стены, сам зал. Студент выпускного курса композиторского факультета встал, с достоинством исполнил легкий поклон и спустился со сцены, чтобы занять свое место во втором ряду.