Убийство в субботу утром - читать онлайн книгу. Автор: Батья Гур cтр.№ 36

— Как же она могла быть таким хорошим аналитиком и самым востребованным руководителем, не обладая даром сострадания? Вы можете это объяснить, доктор Линдер?

Михаэль постарался задать вопрос искренне заинтересованным тоном, подчеркивая, что вовсе не подвергает сомнению оценку Линдера.

— О, — ответил Линдер, — я вижу, вы понимаете. Да, в нашей работе невозможно преуспеть, не обладая способностью сочувствовать, гибкостью. Но я говорил не о пациентах и даже не о подопечных; по отношению к ним она проявляла и сострадание, и терпимость: это ясно из их слов и из примеров, которые она приводила на лекциях. Но я не это имел в виду. Я говорил о другом. Это нелегко точно сформулировать…. Видите ли, — он опять перевел взгляд на Михаэля, — наша профессия заключается в том, чтобы помогать людям разными способами справляться с такими сложностями, которые возникают и у нас самих, в нашей собственной жизни. В позиции психоаналитика вы полностью защищены, а пациент, наоборот, беззащитен. Он приходит к вам за помощью, иногда в таком же положении оказываются подопечные. Ева испытывала к своим пациентам и подопечным собственническое чувство. В рамках психоанализа она принимала их ошибки, но вне этих рамок была абсолютно безжалостна. Ознакомьтесь хотя бы с темой лекции, которую она должна была читать в субботу. Ничего сверх этого я добавить не смогу.

Михаэль взглянул на Линдера, и ему показалось, что он понял сидящего перед ним человека. В его не щадящей себя честности было обаяние, и действовало оно, возможно, не только на женщин. Но на Нейдорф и, очевидно, на Хильдесхаймера не действовало.

— Ну хорошо, все восхищались Евой Нейдорф, а можете вы сказать, у кого из входящих в этот список были с ней какие-то особые отношения? — Михаэль показал на простертый перед ним лист бумаги.

— Ничего не приходит в голову. Она всегда соблюдала дистанцию.

— А вне Института у нее кто-нибудь был? Я имею в виду — друзья? Мужчины?

Линдер ответил, что представить себе не может, чтобы у нее были какие-то мужчины после смерти мужа.

— Она была прекрасной недотрогой. При всей ее красоте в ней было нечто бесполое, хотя, впрочем, это дело вкуса. О подругах и частной жизни мне ничего не известно. Не знаю никого за пределами Института, кто бы мог иметь с ней какие-то отношения. Внутри Института — безусловно, Хильдесхаймер. И может, еще Нехама Золд, член ученого совета. Ну и много лет назад, еще до ее замужества, в нее был влюблен Воллер, из кожи вон лез, чтобы ей понравиться. Он так никогда окончательно и не излечился, — с улыбкой добавил Линдер.

Михаэль вспомнил Воллера, который тоже был членом ученого совета. Он подумал, что надо будет поговорить с этими двумя. У него болела голова, болело все тело. Воздух стал плотным от сигаретного дыма. Большое окно было закрыто, от электрического обогревателя исходило неприятное тепло. Михаэль решил, что ему нездоровится от страшной усталости. Хотелось домой, в постель. Но он выпрямился в кресле, помотал головой, как будто после душа, и спросил про лекцию.

— Существует несколько печатных копий. Может, десяток, — небрежно сказал Линдер.

Зачем заниматься измышлениями, ведь главный инспектор Охайон может просто все сам прочитать, если же чего-то не поймет, а это более чем вероятно, — он, Линдер, охотно ему объяснит.

— У Эрнста всегда имеется копия, чтобы он мог до начала лекции просмотреть ее содержание и поддержать советом. Что касается меня, если вы собирались об этом спросить — я текста в глаза не видел. Как говорится, не был удостоен доверием.

Пока Михаэль подыскивал ответ, в коридоре раздался звук шагов, хлопнула входная дверь. Линдер поднялся, а Михаэль, ни о чем не спрашивая, открыл дверь кабинета. Из коридора дунуло холодом, и в комнату вошла красивая молодая женщина — Дина Сильвер.

Первое, о чем подумал Михаэль, — о своем виде. Ну почему он не удосужился нормально побриться?

Когда Линдер представил их друг другу, Михаэль заметил, что она чем-то встревожена. Что ж, за годы практики он привык видеть обеспокоенные лица. Она поздоровалась и вопросительно глянула на Линдера. Тот объяснил, что помогает следствию по просьбе главного инспектора Охайона. Михаэль меж тем (машинально отметив, что Линдер не упомянул о пистолете) разглядывал Дину. Ее красное платье из мягкого струящегося материала показалось ему слишком легким для такого холодного дня, но оно, несомненно, шло к ее бледному лицу, серым глазам и коротким, постриженным сзади в прямую линию черным волосам, подчеркивающим белизну и хрупкость шеи. У нее были высокие скулы, полные, возможно, чуть слишком пухлые губы, и, если не считать толстых щиколоток и неухоженных рук (от него не ускользнули обкусанные ногти), она была полным совершенством.

Михаэль надеялся, что его восхищение было не слишком заметно. Он долго учился владеть своей мимикой и весьма в этом преуспел. Цилла говорила, что он мог бы сделать состояние на игре в покер.

Линдер напомнил Михаэлю, что Дина была одной из подопечных доктора Нейдорф:

— Я вам рассказывал, на субботу было назначено голосование по ее презентации… — Тут он запнулся.

Да, Михаэль помнил. Но от него не ускользнула внезапная перемена в поведении Линдера. Появившаяся к концу их беседы непринужденность сменилась напряжением, его взгляд, блуждавший между Диной и инспектором, казалось, исполнился страдания. Мешки под глазами снова потемнели и набухли.

Линдер спросил Михаэля:

— Мы закончили, инспектор?

— Почти, — сказал Михаэль и предложил Дине: — Не присоединитесь ли вы к нам?

— У меня только пять минут до прихода следующего пациента, — ответила она мягким, неторопливым голосом.

Однако Михаэль настаивал, и она села на кушетку, скрестив ноги. Михаэль подумал, что ботинки могли бы удачно скрыть полные щиколотки. Непонятно, зачем ей понадобилось надевать такие туфли, да еще на высоких каблуках.

На его вопрос она ответила, что действительно работала под руководством доктора Нейдорф в течение четырех лет.

— У нас были прекрасные отношения. Я очень многому у нее научилась и испытывала к ней чувство восхищения. — Она говорила медленно, делая ударение на каждом слове. И на каждом слоге. Паузы между словами были длиннее, чем обычно. Но голос не выражал никаких чувств.

Линдер сидел и смотрел на нее. По выражению его лица и возрастающей нервозности движений Михаэль понял, что тот тоже заметил эту ее странную манеру говорить, хотя, по-видимому, она не была ему в новинку.

— Супервизия уже подходила к концу, — продолжала Дина после короткой паузы. — Оставалась презентация, и все. Если бы, конечно, ученый совет ее утвердил.

— А вы в этом не уверены? — спросил Михаэль.

— Никогда нельзя быть совсем уверенной, — ответила она.

Такой ответ явно разозлил Линдера.

— Ты слишком скромничаешь, — резко сказал он. — Никаких сомнений не было и быть не могло. Все восхищались твоей работой, мне ли не знать — я ведь тоже был твоим супервизором!