В конце 1439 г. Сигизмунд разослал по своему государству приказ: собраться всем в Вильну на великий сейм для решения важных вопросов. Приказ этот страшно переполошил всех литовско-русских бояр и князей: стали думать, что это ловушка со стороны Сигизмунда, чтобы всех их истребить, заманивши в столицу. Конечно, слух был нелепый, но он был причиною, что ускорил кровавую развязку того тяжелого и безвыходного положения, в которое поставлены были князья и бояре Литовского государства действиями Сигизмунда. Будучи не в состоянии открытою силою свергнуть с престола узурпатора, окруженного польскою стражею, русско-литовские князья и бояре решились достигнуть этого посредством тайного заговора.
В начале 1440 г. заговор этот действительно был составлен. Во главе этого заговора стали двое русских вельмож: Иван и Александр Чарторыйские
[163] и двое природных литвинов: Довгерд, воевода Виленский, и Лелюш, воевода трокский. Среди собственных слуг Сигизмунда заговорщики нашли подходящего человека: это был его подконюший Скобейко, родом из Киева.
Сигизмунд Кейстутович, сделавшись великим литовским князем, обыкновенно проживал в Трокском замке, который стоял на берегу озера Гальве. В этом-то замке он и был убит, о чем рассказывают так: в марте месяце, ночью под Вербное воскресенье, на двор замка ввезено было 300 возов сена, при которых было по одному вооруженному погонщику; в возах сена также скрыты были по одному и по два вооруженных человека. Таким образом, во двор замка незаметным образом попало более тысячи вооруженных лиц, а это были не кто иные, как сообщники заговорщиков; хитрость эту придумал Чарторыйский и его товарищи, так как в замок, охраняемый польскою стражею, открыто, днем трудно было попасть такому значительному количеству вооруженных людей, не возбудив подозрения.
Когда стало рассветать, то скрытое войско вышло из сена, затворило ворота замка и окружило покои князя. Между тем один из Чарторыйских, именно Иван, и несколько других лиц, в числе которых был и Скобейко, вошли в самые комнаты. Оказалось, что Сигизмунд уже встал с постели и слушал в замковой каплице утреню. Подойдя к той комнате, в которой была каплица, Чарторыйский попробовал двери, они были заперты, ломать же их не приходилось: вследствие шума Сигизмунд догадался бы, в чем дело, и, наверное, постарался бы спрятаться чрез тайные ходы
[164]. Но в это время Чарторыйский случайным образом взглянул из окна на двор и увидел там прохаживающуюся ручную любимую медведицу Сигизмунда. Это незначительное обстоятельство навело Чарторыйского на счастливую мысль: он не раз видел, как медведица, по возвращении с прогулки в комнаты замка, царапала лапами двери и если они были заперты, то ей немедленно отворяли: поэтому Чарторыйский, подражая медведице, тоже стал руками царапать запертые двери. Сигизмунд, введенный в заблуждение, подошел к дверям и сам отворил. Заговорщики ворвались в комнату, схватили князя и начали укорять его за жестокости, а затем Скобейко ударил Сигизмунда по голове железными вилами, которыми поправляют дрова в каминах, с такою силою, что князь упал на пол мертвым, причем кровью и мозгами обрызгалась стена, на которой потом долго оставались следы. На этот шум из другой комнаты выскочил было любимец Сигизмунда, некто Славко, и хотел вступить в борьбу с заговорщиками, но его выбросили за окно, где он, упавши на мостовую, разбился до смерти. Тело же убитого князя заговорщики вывезли на санях на озеро и бросили на льду. Впоследствии труп Сигизмунда привезли в Вильну и похоронили в кафедральном соборе, рядом с Витовтом.
Весть о кровавой расправе с великим литовским князем с быстротою молнии разнеслась по всему государству, но она не только не вызвала мщения за смерть Сигизмунда, но даже, напротив, была встречена как радостное событие. Заговорщики же, воспользовавшись этим, объявили великим князем литовским Свидригайлу и именем его заняли Вильну, где один из участников в убийстве Сигизмунда, именно Довгерд, вывесил на воротах нижнего замка белое знамя Свидригайлы.
Первым делом заговорщиков, после убийства Сигизмунда и провозглашения великим князем Свидригайлы, было немедленное освобождение нескольких тысяч человек, томившихся в тюрьмах и подземных казематах, куда они засажены были покойным князем, а затем – отправка гонцов к Свидригайле в Молдавию, где он в это время, после несчастной Вилкомирской битвы, проживал, с предложением литовского престола. Свидригайло, правда, не замедлил приехать в Литву и остановился в Луцке, где жители приняли его с необыкновенною радостию. Но удрученный старостью (ему в это время было более 80 лет), болезнями и невзгодами прежних лет, он, по прибытии в Луцк, медлил принять что-нибудь решительное для скорейшего занятия литовского престола, а между тем партия, убившая Сигизмунда и объявившая великим литовским князем Свидригайлу, успела ослабеть и расстроиться. Сила и значение в Литовском государстве перешли к другой партии, правда состоявшей по большей части из русских, но не вполне сочувствовавших сыну Ольгерда. Во главе этой партии стоял князь Ольшанский Юрий Семенович.
Спустя несколько недель после приезда Свидригайлы в Луцк князь Ольшанский в своих владениях составил съезд из знатнейших князей и бояр Литовского государства для выбора великого князя. На этом съезде, между прочим, были Ян Гаштольд, наместник смоленский, Кизгайло, наместник жмудский, Николай Немирович, староста виленский, Николай Радзивилл, маршал литовский, и многие другие. Когда поднялся вопрос о князе, то голоса разделились: одни хотели Михаила, сына убитого Сигизмунда, другие – Владислава, короля польского, третьи – Свидригайлу. После долгих и бурных споров группа лиц, державших сторону Владислава, пересилила: порешили пригласить на литовский стол Владислава Ягелловича, к которому немедленно отправлено было торжественное посольство, причем сему последнему от имени съезда поручалось передать, чтобы он поспешил приездом в Вильну, в противном случае съезд угрожал избрать нового князя и разорвать союз Литвы с Польшею.
Король польский поставлен был в большое затруднение, потому что в это самое время и венгры избрали его своим королем, и также просили поскорее приехать к ним. По этому поводу в одной из зал обширного Краковского дворца между Владиславом и сенаторами открылись совещания, на которых положено было: что сам король отправится в Венгрию для упрочения за собою тамошнего престола, а в Литву пошлет вместо себя своего родного 14-летнего брата Казимира Ягелловича, но не в качестве великого литовского князя, а в качестве наместника Польши.
В начале лета юный Казимир, в сопровождении нескольких сенаторов и многочисленной свиты, отправился в Вильно. Там он принят был весьма ласково, но при этом литовско-русские князья и бояре прямо и категорически заявили польским панам, что они не желают иметь Казимира в своем государстве в качестве наместника Польши и подручника Владислава Ягелловича, и затем потребовали от них немедленного возведения Казимира на великокняжеский литовский стол. Те было не согласились на это; начались споры, но в конце концов дело кончилось так, как того желали литовско-русские князья и бояре, то есть Казимир Ягеллович был провозглашен великим литовским князем и венчан короною Гедимина в кафедральном костеле Св. Станислава
[165]. Причем литовско-русские князья и бояре взяли с юного князя клятву не отделять от Литовского государства Волыни, Подолья и Киевской области, то есть земель, которые польские паны больше всего старались захватить.