– Удар вперед, который они выполняют одной рукой, – продолжал Лэнгсмит, – это движение меча, пронзающего противника! Из них еще как сочится предательство!
Она перевела взгляд с Лэнгсмита на Спейдела, снова на Лэнгсмита. Человек, сидевший справа от нее, откашлялся.
– Я привел только два примера, – сказал Лэнгсмит. – А у нас их сотни. Каждый проведенный нами анализ дал один и тот же результат: коварство! Эта модель поведения стара как мир: предложить награду, притвориться друзьями, привлечь внимание невинного агнца к пустой руке, другой рукой занося топор!
«Неужели я могла так ошибиться? – подумала она. – Неужели эти инопланетяне обвели нас вокруг пальца?»
У нее дрожали губы. Стараясь держать себя в руках, она прошептала:
– Зачем вы мне все это рассказываете?
– Разве вы ни капли не заинтересованы в том, чтобы отомстить существам, которые убили вашего мужа? – спросил Спейдел.
– Я не знаю, они ли его убили! – Она моргнула. В глазах стояли слезы. – Вы пытаетесь меня запутать!
В памяти всплыла любимая поговорка мужа: «Совещание – это сборище людей, пытающихся усложнить работу, которую с легкостью мог бы выполнить один человек». Атмосфера в комнате вдруг показалась ей душной, давящей.
– Зачем меня приволокли на это совещание? – резко спросила она. – Зачем?
– Мы надеялись, что вы поможете нам захватить этот космический корабль, – сказал Лэнгсмит.
– Я?! Помогу вам…
– Кто-то должен пронести бомбу через силовые поля на входе – те, которые не дают песку и грязи попасть внутрь корабля. Мы должны разместить на его борту бомбу.
– Но почему я?
– Они привыкли к тому, что вы привозите на тележке записывающее устройство, – объяснил Лэнгсмит. – Мы думали спрятать бомбу в…
– Нет!
– Это уже слишком далеко зашло, – прошипел Спейдел и, глубоко вдохнув, начал подниматься.
– Подожди, – попытался остановить его Лэнгсмит.
– Ей, очевидно, чуждо чувство патриотической ответственности, – сказал Спейдел. – Мы зря тратим время.
– Инопланетяне привыкли видеть ее с этой тележкой, – сказал Лэнгсмит. – Если мы сейчас что-то изменим, они наверняка что-нибудь заподозрят.
– Значит, придумаем какой-нибудь другой план, – решил Спейдел. – Насколько я могу судить, она не станет с нами сотрудничать.
– Вы как мальчишки, играющие в игру, – сказала Франсин. – Это не только американская проблема. Это проблема человечества, которая влияет на все нации Земли.
– Однако инопланетный корабль находится на территории Соединенных Штатов, – подчеркнул Спейдел.
– Которые в свою очередь находятся на единственной планете, которой управляют человеческие существа, – сказала она. – Мы должны делиться всем с другими командами, объединять идеи и информацию, чтобы собрать мельчайшие крупицы знания.
– Мы все хотели бы быть идеалистами, – сказал Спейдел. – Но когда речь идет о выживании, уже не до идеализма. Эти лягушки умеют путешествовать в космосе – очевидно, от звезды к звезде, а это намного серьезнее, чем спутники и лунные ракеты. Если мы захватим их корабль, то сможем заключить мир на своих условиях.
– Выживание нации, – воскликнула Франсин. – Но на кону выживание целого вида!
Спейдел повернулся к Лэнгсмиту.
– Это один из наших самых феерических провалов, Смити. За ней нужно организовать наблюдение.
Лэнгсмит яростно пыхтел трубкой. Голову его окутало облако светло-синего дыма.
– Мне за вас стыдно, доктор Миллар, – сказал он.
Она подскочила, наконец дав волю гневу.
– Вы считаете меня плохим психологом! – воскликнула она. – Но я прекрасно вижу, что вы лжете мне с той самой секунды, как я вошла сюда! – Она с горечью посмотрела на Спейдела. – Вас выдают жесты! Те самые некоммуникативные эмоциональные жесты, генерал!
– О чем это она? – грозно спросил Спейдел.
– Вы говорите одно, а ваши тела говорят другое, – пояснила Франсин. – Это значит, что вы обманываете меня, скрываете нечто чрезвычайно важное, о чем я, по-вашему, не должна знать.
– Она сошла с ума! – рявкнул Спейдел.
– Не было никакого выжившего при крушении самолета на Цейлоне, – сказала она. – Скорее всего, не было даже никакого крушения.
Спейдел застыл, затем процедил сквозь зубы:
– У нас что, была утечка информации? О Господи!
– Посмотрите на доктора Лэнгсмита! – воскликнула Франсин. – Прячется за этой своей трубкой! А вы, генерал: ваши губы плотно сомкнуты. Вы пытаетесь скрыть свои истинные чувства! Предательство сочится из каждой поры!
– Уберите ее отсюда! – рявкнул Спейдел.
– Сплошная логика и никакой интуиции! – закричала она. – Вы не понимаете ни чувств, ни искусства! Что ж, генерал, возвращайтесь к своим компьютерам, но помните: вы не можете создать машину, которая думает, как человек! Нельзя представить электронному компьютеру эмоции и получить в обмен что-либо, кроме цифр! Ваша логика, генерал!
– Я сказал, уберите ее отсюда! – закричал генерал. Привстав, он повернулся к побледневшему, молчаливому Лэнгсмиту. – И я требую провести тщательное расследование! Я хочу знать, откуда шла утечка информации, благодаря которой она узнала о наших планах.
– Следи за тем, что говоришь! – сорвался Лэнгсмит.
Спейдел два раза глубоко вдохнул и сел обратно.
«Они сошли с ума, – подумала Франсин. – Безумцы, загнанные в угол. При таком расколе они могут впасть в кататонию или прибегнуть к насилию». Она ощутила собственную слабость, и ей стало страшно.
Остальные присутствующие на совещании встали. К Франсин подошли двое гражданских.
– Посадить ее под замок, генерал? – спросил один из них.
Спейдел колебался.
Первым заговорил Лэнгсмит:
– Нет. Просто внимательно следите за ней. Если арестовать ее, возникнут вопросы.
Спейдел гневно смотрел на Франсин.
– Если вы нас выдадите, я прикажу расстрелять вас!
Он жестом велел вывести ее из комнаты.
Когда Франсин вышла из штаба, в голове у нее все еще творилась неразбериха.
«Ложь! – думала она. – Сплошная ложь!»
Она почувствовала, как под ногами у нее перетирается вездесущий песок. Между ступеньками, на которых она стояла, и космическим кораблем в сотне ярдов от нее клубилась пыль. Утреннее солнце уже выжгло ночной холодок пустыни. Воздух над серовато-коричневой поверхностью корабля мерцал от жары.
Франсин бросила взгляд на наручные часы, не обращая внимания на охранника, топтавшегося в нескольких шагах от нее. Девять двадцать. «Хико, наверное, гадает, что со мной случилось, – подумала она. – Мы должны были начать в восемь». Ее охватило безнадежное отчаяние. Возвышавшийся на краю площадки корабль показался ей злокачественной опухолью, злобной тварью, готовой вот-вот наброситься и удушить ее.