– Может, это был Беллавия?
– Может, и он, но я убежден, что Беллавия – тоже исполнитель. И уверен, что из тех двоих, кто хотел поджечь мой дом, второй, тот, что стрелял в Галлуццо, – это Беллавия.
– Так, значит, за всем стоят Куффаро?
– Теперь у меня нет сомнений. Прав был Ауджелло, когда говорил, что у Гуррери не такие светлые мозги, чтобы организовать подобную махинацию; и прав был ты, когда утверждал, что Куффаро хотят добиться от меня определенного поведения в суде. Но и они допустили ошибку. Разбудили спящую собаку. А собака, то есть я, проснулась и укусила их.
– Ах да, комиссар, забыл спросить: как там Галлуццо?
– В целом нормально. В конце концов, он ведь стрелял в целях самозащиты.
– Простите, но вы сказали Сирагузе, что ее мужа убил Беллавия.
– Я и прокурору Джарриццо так сказал.
– Да, но мы-то знаем, что это не он.
– Что ты так паришься из-за этого уголовника? Мы знаем, что на нем висят минимум три убийства. Три плюс один будет четыре.
– Да я не парюсь, комиссар, но Беллавия, конечно, скажет, что это не он.
– И кто ему поверит?
– А вдруг он расскажет, как все было на самом деле? Что Гуррери подстрелил полицейский?
– Тогда ему придется рассказать как и почему. Придется рассказать, что они явились спалить мой дом, чтобы повлиять на мое поведение на суде против Ликко. Иными словами, ему придется втянуть в историю Куффаро. Думаешь, он на такое решится?
По дороге домой на него накатил волчий голод. В холодильнике стояла миска с благоухающей капонатой и тарелка с побегами дикой спаржи, горькими, как стрихнин, заправленными только оливковым маслом и солью. В духовке томился каравай свежего пшеничного хлеба. Он накрыл на столике на террасе и расставил тарелки с едой. Сгустилась темнота. Неподалеку от берега виднелась лодка с фонарем. Комиссар взглянул на нее и почувствовал облегчение: теперь он точно знал, что с этой лодки никто за ним не следит.
Он лег в постель и раскрыл одну из купленных шведских книжек. Главным героем там был его коллега, комиссар Мартин Бек, и Монтальбано очень любил его способ вести расследования. Когда дочитал и погасил свет, было четыре утра. Так что проснулся он только в девять, и то потому, что Аделина гремела на кухне посудой.
– Аделина, сделаешь мне кофе?
– Уже несу, синьор комиссар.
Выпил мелкими глотками, смакуя, зажег сигарету. Докурил, встал и пошел в ванную. Одевшись и собравшись, зашел на кухню выпить, как обычно, вторую чашку.
– Ох, синьор комиссар, я ж вам все забываю одну штуку отдать, – сказала Аделина.
– Какую штуку?
– Мне ее в прачечной вернули, когда я за вашими штанами заходила. В кармане нашли.
Она взяла со стула сумочку, открыла, достала какой-то предмет и протянула комиссару. Это была подкова.
Пока кофе лился ему на рубашку, Монтальбано вновь почувствовал, как земля уплывает из-под ног. Дважды за сутки, это уж слишком!
– Синьор комиссар, что с вами? Рубашку испортили!
Монтальбано буквально потерял дар речи. Изумленный, потрясенный, ошарашенный, он таращился на подкову.
– Синьор комиссар, не пугайте меня! Что с вами?
– Ничего, ничего, – с усилием выдавил он.
Взял стакан, налил воды и выпил залпом.
– Ничего, ничего, – повторил он Аделине; та все смотрела на него, держа в руке подкову.
– Дай-ка, – сказал, снимая рубашку. – И свари еще кофе.
– А не вредно вам пить столько кофе?
Он не ответил. Походкой лунатика двинулся в гостиную с подковой в руке, поднял трубку, набрал номер участка.
– Алё, полицейский учас…
– Катарелла, это Монтальбано.
– Что с вами, синьор комиссар? Голос у вас больно странный!
– Слушай, меня сегодня с утра не будет в конторе. Фацио есть?
– Никак нет, в отсутствии он.
– Когда приедет, скажи, чтоб мне позвонил.
Комиссар открыл балконную дверь, вышел на террасу, сел, положил подкову на столик и уставился на нее, будто никогда ничего подобного в жизни не видел. Понемногу пришло ощущение, что котелок снова начал варить.
Первыми припомнились слова доктора Паскуано.
Монтальбано, это явный признак старения. Клетки вашего мозга распадаются все быстрее. Первый симптом – потеря памяти, вы знали об этом? С вами еще не случалось такого – сделаете что-то, а спустя мгновение забываете, что вы это сделали?
Именно что случалось. Еще как случалось! Подобрал подкову, положил в карман и напрочь забыл о ней. Но когда? Где?
– Вот и кофе, – сказала Аделина, ставя на столик поднос с кофейником, чашкой и сахарницей.
Он выпил чашку обжигающего черного кофе, глядя на пустой пляж. И вдруг увидел на пляже завалившуюся на бок мертвую лошадь. А вот и он сам, лег плашмя и дотянулся рукой до подковы. Та держалась на одном гвозде, наполовину выпавшем из копыта…
Что же произошло потом? Потом случилось что-то, что…
А, вот что! Фацио, Галло и Галлуццо вышли на террасу, и он поднялся с песка, машинально сунув подкову в карман.
Потом пошел переодеться, закинул снятые штаны в корзину с грязной одеждой.
Потом принял душ, болтал с Фацио, потом прибыли «космонавты», а труп исчез. Спокойствие, только спокойствие, Монтальбано. Надо выпить еще кофе.
Так, начнем сначала. Утром несчастной умирающей лошади удается вырваться, и она отчаянно скачет по песку…
Господи! Неужели песчаная дорожка из того ночного кошмара – об этом? И он неправильно истолковал свой сон?
…и падает замертво у него под окном. Убийцам надо увезти и спрятать труп. Они находят тачку, фургон, перевозку, что-то такое. Явившись за тушей, они замечают, что комиссар проснулся, увидел лошадь и вышел на пляж. Тогда они прячутся, выжидая подходящего момента. И вот наконец удача: комиссар и Фацио – на кухне, оттуда пляжа не видно. Они посылают лазутчика; тот, убедившись, что хозяин и его гость мирно беседуют, подает знак остальным – мол, путь свободен, – а сам продолжает наблюдение. Туша мгновенно исчезает. Но тогда…
Там осталось еще немного кофе?
Кофейник был пуст, но он не решился попросить Аделину сварить еще. Встал, зашел в дом за бутылкой виски и стаканом и направился обратно на террасу.
– С утра пораньше, синьор комиссар? – остановил его укоризненный голос Аделины: та наблюдала за ним с порога кухни. И снова он ничего не ответил. Налил и сделал глоток.
Раз те наблюдали за ним, пока он разглядывал лошадь, значит, они видели, как он подобрал подкову и положил в карман. А это означает, что…