Аркуа перепугался, что его и впрямь вызовут на дуэль.
– Но я не имел в виду… – начал он.
– Полноте вам, Монтальбано… – повторил Бонетти-Альдериги.
Монтальбано добела сжал кулаки:
– Нет, синьор начальник, прошу меня извинить. Мне нанесено смертельное оскорбление. Я готов исполнить все ваши приказания. Но если синьор Аркуа потребует оружие моего следователя, вы получите его вместе с моим прошением об отставке. И вытекающим из него публичным заявлением. Всего хорошего.
И прежде чем Бонетти-Альдериги успел открыть рот, чтобы ответить, он развернулся к ним спиной, открыл дверь и вышел, поздравляя себя с успешно сыгранной трагической мизансценой. Он сделал бы блестящую карьеру в Голливуде. Может, даже «Оскара» бы отхватил.
Ему срочно нужно было удостовериться в услышанном. Комиссар сел в машину и поехал к Паскуано.
– Доктор на месте?
– Да, но он…
– Я сам зайду.
В зале, где работал Паскуано, двери были с круглыми стеклянными окошками.
Прежде чем зайти, он заглянул. Доктор мыл руки, халат испачкан кровью. Стол для вскрытий пустовал. Комиссар толкнул дверь.
Завидев его, Паскуано разразился проклятиями:
– Чтоб вам пусто было! И здесь будете меня преследовать? Располагайтесь на столе, я мигом вас обслужу! – И схватил костную пилу.
Монтальбано попятился – с Паскуано лучше перебдеть.
– Доктор, да или нет – и я уйду!
– Клянетесь?
– Клянусь. Покойнику из Спиноччи делали трепанацию черепа или вроде того?
– Да, – ответил Паскуано.
– Спасибо, – ответил комиссар, спешно ретируясь. Теперь у него было необходимое подтверждение.
– Ай, синьор комиссар! Я вам сказать хотел, что…
– Потом скажешь. Срочно вызови ко мне Фацио и ни с кем не соединяй! Меня ни для кого нет!
Бегом явился Фацио:
– Что такое, комиссар?
– Входи, закрой дверь и садись.
– Слушаю.
– Я знаю, кто этот покойник из Спиноччи.
– Правда?!
– Гуррери. А еще я знаю, кто его убил.
– Кто?
– Галлуццо.
– Вашу ж мать!
– Вот именно.
– Так мертвец – Гуррери? Значит, он один из тех двоих, что в понедельник собирались спалить ваш дом.
– Да.
– А вы уверены?
– На все сто. Доктор Паскуано сказал, что нашел следы операции на голове, трехлетней давности.
– А вам-то кто сказал, что покойник – Гуррери?
– Никто. Сам догадался. – И рассказал о встрече с начальником и Аркуа.
– Выходит, мы в полном дерьме, комиссар, – заключил Фацио.
– Нет, мы близки к тому, но еще не окунулись.
– Но если доктор Аркуа будет настаивать, чтобы ему выдали пистолет…
– Это вряд ли. Начальник, скорее всего, велит ему оставить эту затею. Я там такую сцену закатил! Но… Слушай, мы ведь оружие на ремонт в Монтелузу сдаем, верно?
– Да.
– А пистолет Галлуццо уже отослали?
– Нет еще. Я случайно сегодня утром заметил. Хотел сдать пистолет агента Феррары, его тоже заело, но ни Туртуричи, ни Манцеллы не было на месте, а они отвечают…
– Этот гондон Аркуа не станет просить у меня оружие. Я ведь сказал, что его заело, он проверит все пистолеты, которые прибудут из нашего участка. Нам надо обязательно поиметь его до того, как он поимеет нас.
– И как же?
– Есть одна мыслишка. Пистолет Феррары еще у тебя?
– Да.
– Погоди-ка, я позвоню кое-куда.
Поднял трубку:
– Катарелла! Дозвонись синьору начальнику и соедини меня с ним.
Соединили сразу, и он включил громкую связь.
– Слушаю вас, Монтальбано.
– Синьор начальник, прежде всего хочу сказать: я глубоко сожалею, что позволил себе сорваться в вашем присутствии и…
– Рад слышать…
– А еще я хотел сообщить, что высылаю синьору Аркуа запрошенное оружие…
Запрошенное оружие. Звучит неплохо.
– …чтобы он произвел любые проверки, какие сочтет нужными. Еще раз простите меня, синьор начальник, и примите мои самые искренние…
– Принимаю, принимаю. Рад, что у вас с Аркуа все разрешилось благополучно. До свидания, Монтальбано.
– Мое почтение, синьор начальник. – Повесил трубку.
– И что вы собираетесь делать? – спросил Фацио.
– Возьми пистолет Феррары, вынь из барабана два патрона и смотри не потеряй. Скоро они нам пригодятся. Потом положи пистолет в коробочку, красиво упакуй и отвези Аркуа с моими наилучшими пожеланиями.
– А что мне сказать Ферраре? Если он не сдаст сломанный пистолет, ему не выдадут другого.
– Пусть тебе в оружейной выдадут пистолет Галлуццо, скажи, что он мне нужен. И скажи им, что пистолет Феррары тоже у меня, пусть выдадут ему другой. А если Манцелла и Туртуричи потребуют объяснений, я им скажу, что сам хочу отвезти пистолеты в Монтелузу и устроить там разнос. Главное – потянуть время, буквально три-четыре дня.
– А с Галлуццо что будем делать?
– Если он в конторе, пришли его ко мне.
Через пять минут явился Галлуццо:
– Вызывали, шеф?
– Садись, убийца.
Закончив беседовать с Галлуццо, он взглянул на часы: слишком поздно, наверняка Энцо уже прикрыл лавочку.
Тогда комиссар решил, не теряя времени, сделать последний оставшийся шаг. Взял фото Гуррери, положил в карман, вышел, сел в машину и поехал.
Виа Никотера была не совсем улицей, а скорее узким и длинным проулком в квартале Лантерна. Под номером тридцать восемь значился обветшалый двухэтажный дом с запертым парадным. Напротив – овощная лавка, видимо дона Миникуццу, закрытая в этот час. Жильцы дома разорились на домофон; он нажал кнопку у таблички с надписью «Гуррери». Спустя мгновение раздался щелчок открывающегося замка, хотя его так и не спросили, кто там.
Лифта не было, но и дом был небольшой, на каждом этаже по две квартиры. Гуррери жил на втором. Дверь была открыта.
– Можно?
– Заходите, – отозвался женский голос.
Крошечная прихожая с двумя дверьми: одна вела в гостиную, другая – в спальню. Монтальбано сразу ощутил дух бедности, от которого сжалось сердце. Плохо одетая, непричесанная женщина лет тридцати ждала его, стоя в гостиной. Видимо, она вышла за Гуррери в ранней юности; наверняка тогда была настоящей красавицей – до сих пор, несмотря на все лишения, ее лицо и тело хранили черты былой красоты.