А так как она – подруга Бебы, то и рассказала обо всем ей. А Беба, в свою очередь, сообщила мужу. И тот поделился с Монтальбано.
– Ну и как прошло?
– Слушай, с бандитами легче иметь дело, чем с этими ребятишками! Невозможно понять, когда они говорят правду, а когда сочиняют. К тому же приходится действовать с оглядкой: не хочу подставлять учителя – стоит пойти молве, и ему конец…
– А какое твое впечатление?
– Учитель ничего такого не делал. Я не слышал ни одного высказывания против него. И потом, в каморку, о которой говорит мальчик, едва влезут ведро и пара швабр.
– Тогда зачем мальчишка выдумал эту историю?
– Чтобы отомстить учителю, который, возможно, его обижает.
– Ни за что ни про что?
– Какое там! Хочешь узнать о его последней проделке? Он нагадил на газетку, свернул ее в кулек и засунул в ящик учительского стола.
– И почему только его назвали Анджело? Что у него общего с ангелом?
– Когда он родился, родители и представить не могли, что вырастет из их отпрыска.
– Он продолжает ходить в школу?
– Нет, я посоветовал матери сказать, что мальчик болен.
– Это правильно.
– Здравствуйте, комиссар, – входя, приветствовал Фацио.
Заметил фото мертвеца:
– Можно мне взять одну? Хочу кое-кому показать.
– Забирай. Что ты делал вчера после обеда?
– Продолжал собирать сведения о Гуррери.
– С женой говорил?
– Еще нет. Зайду к ней сегодня в течение дня.
– И что ты узнал?
– То, что говорил вам Ло Дука, комиссар, отчасти подтвердилось.
– То есть?
– Гуррери ушел из дому больше трех месяцев назад. Все соседи слышали.
– Почему?
– Он разругался с женой, обзывал ее шлюхой и беспутной бабой и кричал, что никогда больше не вернется.
– А он не говорил, что собирается поквитаться с Ло Дукой?
– Этого они не слышали. Но и поклясться, что он такого не говорил, соседи не могут.
– Может, соседка еще что-нибудь рассказала?
– Соседка – нет, а вот дон Миникуццу – да.
– Что за дон Миникуццу?
– Зеленщик. Держит овощную лавку напротив дома Гуррери. Ему видно всех входящих и выходящих.
– И что он сказал?
– Миникуццу говорит, Ликко никогда туда не заходил, комиссар. Тогда как он может быть любовником жены Гуррери?
– А что, он хорошо знает Ликко?
– Спрашиваете! Да он ему дань платил! И еще одну важную вещь сказал Миникуццу. Однажды ночью он подумал, что плохо запер рольставни. Встал с постели и пошел проверять. А когда был у магазина, дверь дома Гуррери открылась и вышел Чиччо Беллавия, которого он хорошо знает.
Как тут было не вылезти этому Чиччо Беллавии!
– И когда это было?
– Месяца три тому назад.
– Значит, наша версия работает. Беллавия идет к Гуррери и предлагает ему сделку. Если его жена предоставит алиби Ликко, выдав себя за его любовницу, Гуррери наймут к себе Куффаро. Гуррери подумал-подумал и согласился, разыграв спектакль, будто навсегда покидает дом, поскольку жена наставила ему рога.
– Надо признать, план неплохой, – отметил Мими. – И что, Миникуццу готов дать показания?
– Ни боже мой! – ответил Фацио.
– Так, значит, мы ни к чему не пришли, – сказал Ауджелло.
– Однако кое-что необходимо уточнить, – возразил Монтальбано.
– Что именно? – спросил Фацио.
– Мы ничего не знаем о жене Гуррери. Ее так легко удалось уговорить, потому что они предложили денег? Или они ей угрожали? А как она поведет себя, когда узнает, что может попасть в тюрьму за лжесвидетельство? Она понимает, что рискует свободой?
– Комиссар, – сказал Фацио, – я считаю, Кончетта Сирагуза – честная женщина, которую угораздило выйти замуж за преступника. В плане поведения я не слыхал о ней ничего дурного. Уверен, ее принудили. С одной стороны – тумаки, пинки, пощечины мужа, а с другой – то, что сказал ей Чиччо Беллавия. У бедняжки не было выбора.
– А знаешь, что я скажу, Фацио? Возможно, это даже к лучшему, что ты еще не успел с ней поговорить.
– Почему?
– Потому что надо придумать, как загнать ее в угол.
– Я мог бы туда пойти, – сказал Мими.
– И что ты ей скажешь?
– Что я адвокат от Куффаро, меня прислали проинструктировать ее, что следует говорить в суде, ну и дальше по ходу дела…
– А вдруг они это уже сделали и она начнет подозревать?
– И правда. Тогда отправим ей анонимку!
– Уверен, она не умеет читать и писать, – сказал Фацио.
– Тогда давайте так, – продолжал настаивать Мими, – я наряжусь священником и…
– Кончай уже бред нести! Пока что никто не идет к Кончетте Сирагуза. Надо немного подумать, дождаться, пока нас осенит подходящая идея… Спешить некуда.
– Идея со священником была подходящей, – заметил Мими.
Зазвонил телефон.
– Ай, синьор комиссар! Ай, синьор комиссар!
Дважды? Наверняка «синьор начальник».
– Начальник отделения?
– Так точно, синьор комиссар.
– Соедини, – сказал он, включая громкую связь.
– Монтальбано?
– Здравствуйте, синьор начальник, слушаю вас.
– Не могли бы вы немедленно явиться? Простите за беспокойство, но дело очень серьезное и разговор не телефонный.
Тон начальника был такой, что комиссар немедленно дал согласие.
Повесил трубку, переглянулся с коллегами.
– Когда он так говорит, дело наверняка серьезное, – заметил Мими.
16
В приемной начальника отделения Монтальбано, конечно же, столкнулся с синьором Латтесом, слащавым и церемонным шефом канцелярии. И что тот вечно ошивается в приемной? Время девать некуда? Шел бы уже к себе в кабинет – баклуши бить. При одном его виде у Монтальбано начинал глаз дергаться. Приметив комиссара, Латтес состроил такую физиономию, будто только что узнал, что выиграл в лотерею пару миллиардов.
– Как я рад вас видеть! Ну до чего же приятно! Как дела, дражайший?
– Хорошо, спасибо.
– А супруга ваша?
– Потихоньку.
– А детки?
– Растут, хвала Мадонне.
– Воздадим хвалу Богородице.