Уинстон Черчилль. Против течения. Оратор. Историк. Публицист. 1929-1939 - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Медведев cтр.№ 174

Взойдя на политический небосклон по отличной от Чемберлена тропе, Парнеллу пришлось решать схожую задачу: какое место занять и как оказывать влияние на людей. Если Чемберлен сделал ставку на своей экстенсивной природе и посвятил себя восстанию, то Парнелл использовал внутреннюю суровость и строгость.

— Вы что, не можете встретиться с ним и узнать, что он думает по этому поводу? — поинтересовался однажды один английский политик у ирландского депутата.

— Разве я осмелюсь потревожить господина Парнелла? — ответил тот.

У Парнелла были свои методы управления. «Холодный кивок или несколько коротких указаний, сказанных вполголоса соседям по скамье, — и тайным конклавам дан строгий приказ, — поясняет Черчилль. — И это был единственный способ, которым Ирландская политическая партия могла контактировать со своим вождем» ^[1737].

Контроль над ресурсами является одним из основных источников власти. Что же касается ее проявления, то здесь вариантов гораздо больше. Выше говорилось о бунтарстве Чемберлена, о строгости Парнелла, о бескомпромиссности Бальфура, ироничности Шоу, стремительности Лоуренса. Но на страницах «Великих современников» можно найти и другие лики власти. Например, управленческие доспехи и оружие Джона Морли заключались в его бездонной эрудиции. Даже Черчилль, который сам знал и прочел немало, назвал Морли «носителем глубоких знаний почти по всем отраслям, представляющим практический интерес» ^[1738].

Лидерство Фредерика Эдвина Смита, напротив, основывалось на его удивительном владении навыком устной речи. «В дискуссии, споре, изложении своего мнения, обращении или обмене мнениями с другими Ф. Э. был вооружен до зубов, — восхищается Черчилль. — Дубина — для защиты партийной платформы, рапира — для личных споров, ловчая сеть и трезубец — для судов и судей, а кувшин чистой родниковой воды — для ждущих его совета» ^[1739]. В распоряжении Смита было много приемов привлечь и увлечь аудиторию, но самым эффективным из них являлось острословие. «Даже я, хорошо с ним знакомый, воздерживался от слишком длинных разглагольствований в присутствии посторонних, чтобы случайно не поставить под удар нашу дружбу», — признавался Черчилль ^[1740]. Речи Ф. Э. всегда отличала «разумность, уместность и вескость», которые просто не могли не привести к изменению точки зрения собеседника. «Когда он начинал говорить, то заражал всех своим увлечением и убеждением», которые, по мнению политика, составляют основу «бесценного дара истинного красноречия» ^[1741].

Отдельное место в изучении власти занимают монархи. Власть дана им по праву престолонаследия и, казалось бы, говорить об индивидуальном лидерском стиле здесь не приходиться. Но это поверхностное суждение. Власть может определяться делегированными должностью полномочиями, но только от самого человека зависит, будет ли она использоваться реально или останется формальной строкой на бумаге, а также насколько превысит предписанный должностью лимит. И то, как суверен использует власть, определяет его лидерские качества.

В свете этих рассуждений показателен пример Георга V, который наследовал трон в напряженное время противоборства между верхней и нижней палатой парламента. Причиной раздора послужил «народный бюджет», значительно ограничивающий права аристократии. Когда Георга V впоследствии спросили, какой период в его правлении был самым трудным, намекая на Первую мировую войну, он ответил, что не война далась ему тяжелее всего, а именно конституционный кризис. В войне нация была едина, во время внутренних волнений — расколота надвое.

Черчилль признает, что Георг V выбрал правильную модель поведения. Вместо резких телодвижений, которые могли усугубить кризис и нанести удар по институту монархии в целом, он начал «тихо и спокойно усиливать свои позиции, неустанно завоевывать уважение и доверие всех классов своих подданных» ^[1742]. Со временем Георгу, «поднявшемуся над классовой борьбой и партийными фракциями», удалось достичь «уникальной позиции» ^[1743]. Основой его могущества стало отстаиваемое им «национальное единство». Он поддерживал отношения со всеми партиями и с представителями всех взглядов, не вставая на сторону ни одного из них. Он был выше отдельных идей, руководствуясь интересами благосостояния и процветания своего государства. «С великим удивлением другие страны наблюдали за спектаклем, в котором король с предельной легкостью и искренней сердечностью взаимодействовал с политиками, исповедовавшими теории, которые угрожали существованию всех общественных институтов, и вождями, только что организовавшими всеобщую забастовку», — описывал его поведение Черчилль. Но результатом этого «спектакля» стало достижение главной цели — «укрепление национального единства на конституционных принципах». Заслугами Георга, как считал Черчилль, было «возрождение духа нации», «повышение популярности наследственного трона». «Георг V выдвинул себя на такое место, где, как истинному слуге государства, ему досталась не только верность, но и любовь людей всех категорий и любого достатка» ^[1744].

С не меньшими трудностями в своем правлении столкнулся другой герой сборника — король Испании Альфонс XIII. Ему тоже суждено было оказаться вовлеченным во внутренний кризис, разрывающий Испанию на части, но только проявление и энергия постигшего его страну катаклизма, а также методы борьбы, которые использовали противоборствующие стороны, отличалась от того, с чем имел дело Георг V. Несмотря на различия в характере треволнений, цель у обоих монархов была одна — сохранение национального единства. И даже средство ее достижения они выбрали одинаковое: повышение доверия к себе со стороны народа — всего народа.

Главным личным качеством испанского короля была смелость. За время правления на него было совершено пять покушений, плюс к этому множество скрытых заговоров, которые так и не воплотились в жизнь. Ни в одном из этих крайне неприятных эпизодов Альфонс не дрогнул, проявив хладнокровие, которое вызвало уважение не только современников, но и потомков ^[1745].

Другой интересный лик лидерства представляют полководцы. Начнем с Дугласа Хейга. Главной чертой его характера, определившей как победы фельдмаршала, так и ту цену, которой приходилось расплачиваться за достижения, Черчилль считал «беззаветную, бесстрастную невозмутимость», «спокойствие и неустрашимость, готовность к любым неожиданностям, равно как и к смерти или забвению, случись им выпасть на его долю» ^[1746]. Хейг всегда «хранил величественное спокойствие» и всегда был «последователен». Даже в самых тяжелых и безвыходных ситуациях, когда «его фронт крошился под мощнейшими ударами немцев», когда «его армии валились в грязь и кровь при Пашендейле», когда «союзник проявлял требовательность», когда «правительство у него за спиной повсюду искало кандидата ему на замену» ^[1747]. По тому хладнокровию, которое демонстрировал Хейг, Черчилль сравнивал его с «великим хирургом до изобретения анестезии» — «искушенным в мельчайших деталях своей науки, уверенным в себе, твердым в движениях, со скальпелем в руке нацеленным на операцию как профессионал, абсолютно бесстрастный к мукам пациента, страданиям родственников, изобретениям шарлатанов и выскочек» ^[1748].