Уинстон Черчилль. Против течения. Оратор. Историк. Публицист. 1929-1939 - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Медведев cтр.№ 176

Черчилль — то редкое исключение, кто не попал под обаяние «больших коричневых глаз» фюрера. На страницах этой книги еще будет возможность рассмотреть отношение Черчилля к Гитлеру более подробно. А сейчас, раз уж речь зашла о главах государств, рассмотрим еще одного политика, которому также будет суждено сказать свое слово в грядущем мировом конфликте.

Черчилль указывал, что большую роль в успехе Франклина Рузвельта сыграла фортуна, тоже важная составляющая любого успеха. «Фортуна шла с ним рядом не только как подруга или даже любовница, но как обожательница идет за кумиром, — писал британский политик. — Однажды был момент, когда выдвижение Рузвельта было под таким сомнением, что казалось, все зависит от того, как ляжет монета. Но когда она легла, не осталось сомнений в том, чей профиль на ней отчеканен» ^[1761].

Умело используя свою удачу, Рузвельт не просто стал символом власти, он по своей сути и был власть. Черчилль считал, что американский президент «совершил великие дела» и предпримет «попытки совершить еще большие». Обычно цели достигались серией точных и жестких приказов, в которых «не было недостатка». Суровый управленческий подход, который использовал Рузвельт, позволил британскому политику назвать его стиль правления «диктатурой, прикрытой конституционными формами», которая от этого «не стала менее эффективной» ^[1762].

Когда читаешь подобные фразы, да к тому же написанные в 1934 году, может возникнуть желание сопоставить деятельность Ф. Д. Р. с деятельностью глав других государств, также заработавших себе славу жесткими методами. Но Черчилль полагал, что проведение подобных аналогий ошибочно. «Сравнивать работу Рузвельта с работой Гитлера представляет собой оскорбление не Рузвельта, а цивилизации», — предупреждал он. В то время как «кумир немцев» занимается «недальновидными гонениями» и «демонстрацией средневековой жестокости», которые доказывают его «ограниченность и убогость», Рузвельт войдет в историю благодаря «расцвету своих творческих программ» ^[1763].

В портретной галерее, оставленной потомкам Уинстоном Черчиллем, есть портрет, который, хотя и не вошел в основную часть коллекции, имеет не меньшее значение для понимания механизмов власти: Джон Дэвисон Рокфеллер. Черчилль выделил два ноу-хау, которые помогли бизнесмену из Кливленда подняться на вершину нефтяной пирамиды. Первое — умение использовать способности, интеллект и ресурсы других людей, без которого немыслим любой мало-мальски эффективный руководитель. Рокфеллер был чуток к талантам. Он стремился окружать себя людьми, обладающими собственным мнением и оригинальными идеями, которые он поощрял и объединял в единое целое. Одним из следствий подобного подхода, направленного на сплочение сильного коллектива, было развитие нечто нового для бизнеса того времени. Позже ученые назовут это нововведение «корпоративной культурой». «Атмосфера, в которой сотрудники работают гармонично друг с другом, как партнеры, была одним из главных руководящих принципов Standard ОН», — объяснял эту инновацию Черчилль ^[1764].

В принципе, умение использовать (в хорошем смысле слова) результаты чужого интеллектуального труда для достижения поставленной цели — одна из тех лакмусовых бумажек, по которой определяется эффективность менеджмента. Управленческий опыт Черчилля был немногим меньше его опыта литератора. И он прекрасно знал, как важно уметь распорядиться теми интеллектуальными ресурсами, которые имеются в твоем распоряжении. Примеров тому в жизни Черчилля не счесть. Остановимся только на одном эпизоде, связанном с другим героем сборника.

В январе 1919 года Черчилль возглавил Министерство по делам колоний. Учитывая активные «брожения» на Ближнем Востоке, он решил создать отдельный департамент, отвечающий за неспокойный регион. Ядро нового структурного подразделения сформировали опытные сотрудники из Министерства по делам Индии, которые во время Первой мировой войны работали в Ираке и Палестине. Главной же звездой департамента стал Лоуренс Аравийский, прекрасно разбиравшийся в сложных хитросплетениях ближневосточных проблем и способный, по словам пригласившего его министра, «сделать свои личные качества, свою мощную волю и свои знания вкладом в общее дело». Многие думали, что Черчиллю не удастся уговорить свободолюбивого полковника войти в состав министерства. Но они ошибались. «Лоуренс нашел в себе силы стать — не побоюсь этого слова — скучным чиновником, — вспоминал Черчилль. — Его усилия не пропали даром. Его цель была достигнута» ^[1765].

Черчилль был не единственной стороной, оставившей реминисценции об этом периоде. Сохранилось также мнение и самого Лоуренса, признававшегося, что у него был «план действий и знания», а у его патрона: «воображение и смелость их реализовать», а также прекрасная осведомленность о «политической процедуре» ^[1766]. Оценивая свою работу в колониальном ведомстве, Лоуренс характеризовал ее, как «самую лучшую, которую я когда-либо выполнял» ^[1767]. Неизвестно, знал ли об этих отзывах Черчилль, но наверняка ему было бы приятно. В конце жизни он назовет Лоуренса «гением». «Не было ничего, с чем бы он не справился, если бы он остался жив… и имел бы меня за своей спиной», — скажет Черчилль Вальтеру Грабнеру ^[1768]. Необычная трактовка гениальности… а также лишнее подтверждение факта, что гению желательно иметь поддержку среди представителей официальной власти.

Возвратимся к Рокфеллеру. Использование способностей и опыта других людей было лишь одним ноу-хау известного миллиардера. Второе требовало гораздо больше душевных затрат, но в то же время давало и более значимый результат. Главной составляющей этого подхода к управлению была жесткость. Выше, при рассмотрении личности Рокфеллера уже поднимался вопрос о соотношении цели и средств в достигнутых им успехах. Рассматривая эту моральную дилемму в плоскости власти, Черчилль не готов был дать окончательного ответа, который сводился бы к упреку или, наоборот, к оправданию жестких поступков, приводивших порой к добродетельным результатам. «Хотя никакие последующие успехи не могут служить оправданием ошибок, в истории полно примеров, когда люди приходили к власти, используя жесткие и даже страшные методы; однако, когда их жизнь предстала целиком, их сочли великими, обогатившими историю», — писал он уклончиво в своем сборнике ^[1769].