История Сицилии - читать онлайн книгу. Автор: Джон Джулиус Норвич cтр.№ 69

Одиннадцатого июня, услышав о приближении кардинала, жители Неаполя подняли восстание. Бои шли по всему городу. Оголодавшие, беспощадно обстреливаемые французами из замков Сан-Эльмо, Нуово и Ово, лаццарони нападали на каждого якобинца, не важно, француза или итальянца, который встречался им на пути, и проявляли необузданное варварство. Сообщали о всевозможных жестокостях – о расчленениях, каннибализме, отрубленных головах на пиках (или пинаемых ногами, точно футбольные мячи), о бесцеремонном обращении с женщинами, которых подозревали в якобинстве. Устрашенный разгулом насилия, кардинал Руффо пытался вмешаться, но и многие из его людей охотно вовлеклись в кровопролитие; в любом случае, против охваченной истерией толпы он был бессилен. Оргия разрушения продолжалась неделю. Переговоры серьезно тормозила неспособность командиров трех замков переговариваться друг с другом, и потому лишь 19 июня французы наконец-то капитулировали. Условия капитуляции, благодаря Руффо, оказались удивительно мягкими. Французским солдатам разрешили, если они того пожелают, вернуться в Тулон и оставаться в замках, пока для них не подготовят корабли; более того, им предстояло уйти со всеми воинскими почестями.

Мудрость подобного шага была очевидной; Чарльз Локк, британский консул в Палермо, писал, что, по его мнению, «это фактически избавило королевство от недовольных». Но данный шаг противоречил официальной политике короля и королевы, которые заявляли – при полном одобрении Гамильтонов, – что уцелевшим якобинцам не следует давать ни малейшей пощады. Руффо и его соратники слишком ясно видели опасность возвращения домой королевской четы, которая помышляла исключительно о мести, но воспрепятствовать не могли; прибытие Нельсона с восемнадцатью линейными кораблями 24 июня отнюдь не исправило ситуацию. Он вел бесплодные поиски франко-испанского флота, который будто бы шел к Неаполю с жизненно важными подкреплениями; вернувшись, он заглянул в Палермо, чтобы переговорить с Фердинандом и Марией-Каролиной – и тайком принять на борт Гамильтонов. Его задачей теперь было навязать королевскую волю Неаполю. Когда «Фудройант» приблизился к берегу и стали видны белые флаги на замках, Эмма, как передают, воскликнула: «Велите спустить эти флаги! Никакого перемирия с мятежниками!»

Ее муж был мрачен, но по своим причинам. Он никогда не возражал против отношений Эммы с Нельсоном – более того, кажется, что он гордился этими отношениями; гораздо больше беспокойства ему доставляла только что полученная новость, что корабль «Колосс» затонул по дороге в Англию – и унес с собой на дно всю коллекцию греческих и римских древностей, собиранию которой сэр Уильям посвятил свою жизнь. Справедливо или нет, он винил в этом французов и потому упорно стремился им отомстить.

Что же касается Нельсона, вряд ли нужно уточнять, что он целиком был на стороне монархистов. В политике он проявлял крайнюю наивность, его представление о ситуации в Неаполе сводилось к следованию чрезвычайно тенденциозным мнениям короля, королевы и Гамильтонов. Будучи приземленным протестантом-консерватором, он категорически не доверял кардиналу Руффо и потому, когда тот прибыл в Неаполь, настоял (заодно с единомышленниками) на том, чтобы все мятежники немедленно сложили оружие. Около полутора тысяч человек, спасенных Руффо от безумств толпы и укрывавшихся в муниципальном зернохранилище, подчинились, рассчитывая, что их сопроводят по домам. К несказанному изумлению этих людей, их вместо того поместили под арест и многих позднее казнили. Возмущенный Руффо сразу подал в отставку, но возник вопрос, на который до сих пор нет ответа: Нельсон ли отдал трагический приказ? Наверное, все-таки нет. Из того, что известно о характере Нельсона, вытекает, что он никогда не отдал бы сознательно подобного приказа; однако влияние Гамильтонов на двор было подавляющим, а адмирал всегда с ними соглашался.

Кроме того, его обвиняли (на сей раз с куда более вескими основаниями) в недостойном обращении с коммодором ^[131] Франческо Караччоло, бывшим старшим офицером неаполитанского флота, переметнувшимся на сторону республиканцев. Караччоло десять дней скрывался, меняя внешность, но его отыскали в каком-то колодце и доставили к Нельсону на борт «Фудройанта». В десять часов утра 30 июня начался военный трибунал, в полдень Караччоло признали виновным и приговорили к смертной казни, в пять часов вечера его повесили на рее. Его тело провисело так до захода солнца, потом веревку перерезали, и труп упал в море. На суд не позвали ни свидетелей защиты, ни священника, который выслушал бы последнее признание приговоренного. Просьбу заменить повешение расстрелом проигнорировали. Пускай Караччоло был предателем, он все же заслуживал лучшей участи. Почему Нельсон допустил подобное? Да просто потому, что был увлечен Эммой. На борту корабля в открытом море он был непобедим и непогрешим; а вот на суше он буквально оказывался вне своей стихии и, попадая в объятия любовницы, становился послушным, как ребенок.

Оставив Марию-Каролину (к ее немалому разочарованию) в Палермо, король вернулся в Неаполь на неаполитанском фрегате в первую неделю июля. Подданные встретили его радостно – что бы ни случилось, Фердинанд никогда не утрачивал популярности в народе; однако из-за королевской неуступчивости боевые действия возобновились, и французы по-прежнему обстреливали улицы из замка Сан-Эльмо. Вечером в день своего прибытия он сел на «Фудройант» и следующие четыре недели вовсе не ступал на берег. Именно тогда произошел примечательный инцидент: местный рыбак сообщил, что видел тело Караччоло, плывущее в Неаполь. Сперва ему никто не поверил, но вскоре тело, несомое сильным течением, заметили и с «Фудройанта». Это и вправду оказалось тело Караччоло: из-за груза, привязанного к ногам, труп оставался в вертикальном положении, и казалось, будто мертвец плывет. Король, человек глубоко суеверный, пришел в ужас; он немного оправился, лишь когда капеллан заверил, что Караччоло вернулся вымолить у его величества помилование и удостоиться христианского погребения. Фердинанд велел поднять тело, отвезти на берег и похоронить в церкви Санта-Мария-ла-Катена.

К концу месяца сдались последние мятежники. Французы возвратились в Тулон; неаполитанцев заковали в кандалы в ожидании суда. Кардинала Руффо разве что сухо поблагодарили за спасение монархии – все почести так или иначе достались Нельсону – и в знак признательности и уважения к прошлым заслугам назначили генерал-капитаном королевства. Нашлись и такие, кто считает, что после добровольной отставки кардинала не следует впредь приближать ко двору; однако он по-прежнему хранил верность своему монарху и нисколько не пекся об уроне собственной чести – куда важнее для него была польза для государства. Его назначение, по сути, означало, что он стал председателем Suprema Giunta, Высшего судейского совета, которому подчинялись два других судейских комитета, – один разбирал дела военных, второй ведал гражданскими делами. О деятельности этих комитетов написано много; как правило, их приводят в пример, чтобы засвидетельствовать жестокость и бесчеловечность правления Бурбонов. В Неаполе, впрочем, судейские проявили поразительное милосердие. Из примерно 8000 политических заключенных 105 приговорили к смерти (шестерых позже помиловали), 222 получили пожизненное заключение, 322 – более короткий тюремный срок, 288 человек депортировали и 67 отправили в ссылку, из которой многие впоследствии вернулись. Остальных отпустили на свободу.