— Простите? — Я рухнула обратно в кресло и мрачно посмотрела на Таркера снизу верх. — Вы не могли бы не думать о внешности леди Аттвуд в такой ответственный момент? Знаете ли, это сбивает с толку.
Нет, ну какая наглость! И суток не прошло с нашего поцелуя! У меня, может, душевная травма теперь будет.
Кош хохотнул, а Таркер усмехнулся.
— Значит, вы начали цеплять и мои мысли. Забавно.
Я надулась.
— Не вижу в этом ничего смешного.
Таркер протянул мне ладонь, помогая подняться. Его горячие сухие пальцы соприкоснулись с моими, послав по телу волну сладкого трепета.
— Ирония в том, что теперь и я могу слышать ваши мысли.
Хорошо, что его рука сжимала мою. Иначе бы я точно рухнула в кресло. Снова.
— Вот как? — пробормотала я. Щеки потеплели. Уверена, меня залил румянец на пол-лица, не меньше. — И многое ли вы успели… подслушать?
Уголок его губ дернулся вверх, обозначая улыбку. От его внимания не укрылось та полная неодобрения интонация, которой я выделила последнее слово.
— Не волнуйтесь, до меня лишь иногда доносятся отголоски ваших мыслей.
Я выдохнула с облегчением, напрочь забыв о том, что все еще не отпустила его ладонь.
— Слава Богу!
Таркер заинтересованно приподнял бровь.
— Ваша реакция довольно неоднозначна, — заметил он.
Я опустила взгляд и свободной рукой нервно оправила строгий жакет, который надевала из-за сегодняшнего урока музыки. Игра на фортепьяно явно не стоила моих усилий: инструмент отказывался выдавать что-то приличное. Видимо, память тела срабатывала не всегда.
Ну или ее блокировал жакет. Он мне сразу не понравился.
— Представьте, если бы мы постоянно слышали мысли друг друга. Да так же с ума сойти можно!
— Почему?
Я растерялась от такого вопроса и честно выпалила в ответ:
— Излишняя откровенность всегда приводит к размолвкам и обидам.
Таркер отпустил меня и, сделав шаг назад, задумчиво оперся на письменный стол за своей спиной.
— Мой опыт говорит об обратном, — после паузы сказал он, смотря прямо мне в лицо.
Я насторожилась, не совсем понимая, к чему он клонит. А затем до меня дошло.
— Вы имеете в виду ваш брак? — осторожно предположила я и получила в ответ сухой кивок.
— Моя жена была леди в истинном значении этого слова. — Он сложил руки на груди и посмотрел куда-то в сторону. Мельком я подумала, что после инициации его движения стали более раскованными, в них не чувствовалось выверенной веками чопорности и раздражающей неспешности. — Она никогда не жаловалась, не делилась переживания и с достоинством принимала все удары судьбы. В том числе и такого мужа, как я.
Признание упало в тишину кабинета как тяжелый камень, и я застыла, толком не зная, как реагировать: посочувствовать, сменить тему, проигнорировать? Сердце забилось как бешеное. До этого момента мать близнецов, бывшая жена Таркера, казалась чем-то эфемерным. То есть, я, конечно, понимала, что она действительно существовала, но никогда не задавалась вопросом, что же с ней случилось. А заодно, как они с Таркером жили и любили ли друг друга.
Признаться, второй вопрос интересовал меня сейчас даже сильнее, чем первый.
За мной все еще стояло кресло, но я не стала снова опускаться в него. Вместо этого я обошла его и облокотилась на высокую мягкую спинку. Наши с Таркером взгляды снова встретились. Он усмехнулся, оценив мой маневр.
«Так себе барьер», — вклинился Кош.
— Она любила вас? — тихо спросила я.
Таркер совершенно неаристократично передернул плечами.
— Я так и не понял этого. А теперь уже и не узнаю. Ее жизнь унесла эпидемия холеры, внезапно вспыхнувшая в поместье ее родни, у которой она гостила. К счастью, дети не заразились, драконья кровь в жилах уберегла их от болезни, но Лидии так не повезло.
— Мне очень жаль, — пробормотала я.
Почему-то перед глазами возникли мордашки Томаса и Хлои. Наверное, для них потеря матери была равноценна концу света. Какие бы не были отношения между супругами, дети всегда любят своих родителей. Я вспомнила собственное тоскливое детство, и с трудом вернулась к разговору. В горле намертво застыл огромный ком.
— По иронии судьбы спустя всего пару лет появилась вакцина от холеры, — продолжил Таркер. — Не представляете, что я испытал, когда узнал о ней.
— Понимаю, — с сочувствием откликнулась я.
Повисла долгая пауза. Я не знала, что можно еще сказать, и вместе с тем отчаянно желала как-то облегчить боль Таркера, которую почувствовала сквозь неуютное молчание. Она напоминала застаревшую зарубцевавшуюся рану, ноющую во время плохой погоды. Закусив губу, я лихорадочно искала возможность пошутить, разрядить обстановку, но вместо этого вдруг спросила:
— А вы любили ее?
Таркер поднял на меня взгляд, и у меня перехватило дыхание от накала чувств, что бушевали в его душе и нашли отражение в его глазах.
— Да, — просто сказал он.
Я кивнула, принимая такой ответ. Странно, но меня не уколола ревность или обида. Я всегда понимала, что Таркер — взрослый мужчина, у которого до моего внезапного и поставившего все с ног на голову появления была своя жизнь. В конце концов, Хлоя и Томас тому подтверждение! Шансы, что детей принес аист, весьма малы.
— Мне очень жаль, — снова повторила я.
Эти слова от частого употребления затерлись до дыр и ничего не выражали, но я вложила в них все сопереживание, что только смогла. Кажется, Таркер это понял.
Его взгляд потеплел.
— Ничего, — мягко сказал он, будто успокаивая меня. — Прошло уже больше пяти лет. С каждым годом становится все легче.
Я задумалась. Получается, что на момент смерти матери близнецам было два-три года. Интересно, они помнят ее? Вряд ли, но, наверное, какие-то смутные воспоминания у них все-таки остались. Во рту появился привкус едва заметной горечи. Я хорошо понимала, что чувствовали Хлоя и Томас. Я сама была на их месте.
Я так сильно ушла в себя, что вздрогнула, когда раздался голос Таркера.
— Ну а вы, Анна? — спросил он, и от того, что он назвал меня по имени, у меня побежали мурашки по коже. — Что насчет вас?
— А что насчет меня? — глупо переспросила я, и правда не успев сообразить, о чем он.
Таркер явно немного смутился, но затем уверенно продолжил.
— Если судить о том, что я смог зацепить в вашей памяти, у вас нет мужа и детей. Но, возможно, остался кто-то, по кому вы тоскуете?
Я тряхнула головой, окончательно возвращаясь в реальность. Детство Хлои и Томаса, как и мое собственное, подернулось туманом и отступило во тьму, в самый дальний уголок души.