Пляска Бледных. Акт 1: Дочь Зла - читать онлайн книгу. Автор: Герр Фарамант cтр.№ 57

Принимая Королевскую кровь, ты начинаешь смотреть на мир через призму собственных страхов и иллюзий — так же, как и раньше, но теперь эти самые страхи и иллюзии прорываются наружу из тёмных уголков души, объявляя твою активную часть сознания своей безвременной впиской, и устраивают там тусовку, на которой ты либо — батько, либо — приглашённый, и лучше бы тебе заиметь авторитет у своих же мыслей и взять их под контроль, иначе — будешь не только приглашённым, но ещё и — впоследствии, — отпущенным.

Клаусу нравилась идея по щелчку пальцев переместиться в заоблачную часовню и встречать кровавый закат над водами лилового моря, курить трубку и слушать мерные мелодики органа из банкетного зала. Или гулять по ночному парку в окружении множества сияющих мотыльков под тихие струны скрипки. Подобные ночи делали жизнь. Нравилась эта двойственность, постоянная возможность выбора.

Сейчас — он здесь, на балконе, курит «Прилуки» в память о Диме и слушает Армстронга. В следующий миг — он на всё том же балконе, только в замке, с видом на открытое море, и из зала звучит оркестр.

Здесь, среди них, никто уже не беспокоился ни о чём, кроме себя и своих мыслей. И — самое главное, — если тебя накроет скука смертная, всегда найдётся кто-то, кто захочет с тобой переспать. Именно на тесной плотской любви и держалось их общество. Все друг друга хотят, все друг к другу тянутся и через соитие способны словить совместный приход, разделить иллюзии друг друга, отойдя в их собственный, лучший мир. Когда все открыты и никто никого не ревнует, секс способен сплотить лучше всяких скреп.

Яна предложила позвать к ним Руслану. Статная немка. Она будет хорошим гостем в их компании.

Закрыв глаза, Клаус так и видел её, разодевшуюся по моде тридцатых: вот так же сидит, закинув ногу за ногу, курит мундштук, сетует на несостоятельность штурманов «Титаника», обсуждает фильмы Чаплина и не соглашается с Ницше. «Да, — кивнул молодой офицер своим мыслям, — родные тридцатые ей бы подошли».

Он уже назначил ей встречу: три часа дня, кафе «Кристалл», которое они так любили по молодости — невдалеке от парка Шевченко. Он уже давно там не был, уже год как, так что — чем не повод туда наведаться.

Созвонился с ней. Она удивилась столь быстрой реакции, но на встречу — согласилась. Условились встретиться на Университете, погулять, а там — как она сказала, — видно будет.

К назначенному часу он стоял на выходе, ведущем на парковую аллею, в сторону памятника Тарасу Григорьевичу.

В парадной форме и фуражке, сидел на лавочке, курил. Мимо проходили люди, которые и рады были бы что-то сказать в адрес его внешности, но большой Старый Пёс в ногах офицера, а еще серьёзный задумчивый взгляд явно давали понять, что с молодым человеком шутки плохи, а статьи, запрещающей определённого толка внешний вид, в Конституции ещё не прописали.

Три часа пополудни, жара медленно сходила на нет. Как обычно, вальяжно раскинувшись на скамье, Клаус курил и смотрел на безмятежное синее небо, и на душе было легко, хорошо. Харьков казался вечным, как никогда. Серый и тусклый, почти чёрно-белый, как в немом кино — и этим хороший. Этот город застыл, остановился в развитии, и если и расширялся, то лишь вглубь себя, приумножая всё то, чем уже был полон. Школьники пили пиво на бордюрах, курили, о чём-то болтали. Абитуриенты с мамашами метались по улицам с попытками досдать ещё не поданные документы — ВУЗов-то полным-полно, нужно всюду успеть, чтоб ещё неопределившийся с жизнью ребёнок растерялся в ней ещё больше.

Мужчина посмотрел в сторону метро — вот и Руслана.

В тёмных брюках и белой блузке с длинными рукавами.

Завитые светлые кудри, румяная, с яркой помадой и подведёнными глазами.

Серьги-кольца, небольшая подвеска поверх скромного выреза воротника, в сапожках, и аккуратная сумка через плечо. Даже не скажешь, что студентка ещё. С виду — деловая женщина, зажиточная, уже, наверное, при семье.

Клаус покачал головой, стряхивая пепел на дорожные плиты, поднялся, пошёл навстречу.

— Ого, — удивилась девушка, глядя на собаку, что шла подле её знакомого. — Красивый.

Старый Пёс смиренно осел, посмотрел на неё, поднял лапу. Сам Клаус стоял почти по стойке «смирно», с тёплой полуулыбкой.

Женщина приняла «рукопожатие» зверя, сдержанно поздоровалась с мужчиной.

— Пойдём? — спросила, кивнув в сторону площади.

Клаус кивнул, и пара двинулась в сторону кафе. Чуть дальше, уже в парке, на лавочках сидела группа ребят. В рваных джинсах, тёмных футболках, с мешками в ногах и с гитарой. Пили пиво и играли, курили и пели.

— …Мой дед был врагом народа, — хрипло тянул музыкант в окружении товарищей, которые, кивая, стояли вокруг него. — А отец — офицером внутренних дел…

Клаус и Руслана переглянулись. Та улыбнулась, но согласилась остановиться в сторонке.

Хорошая песня, старая. Навевала воспоминания о дворах и подъездах, о сером небе в стылое осеннее утро, о запуганных жизнью родителях. Клаус помнил, как они вот так же с товарищами, ещё на кассетном магнитофоне, на квартире, ставили её. Тринадцать лет прошло — и ничего не изменилось.

— …Ну а я — уцелел, хоть и долго болел, — продолжал играющий, — но мать меня просит, чтоб я песен не пел…

Кудрявая короткая стрижка, шрам на щеке, насквозь прокуренный голос, нашивка «Цой жив» на плече. Сразу видно — из старых.

— Я её, конечно, не виню, — усмехнулся музыкант, беря новый аккорд, — но что ещё осталось мне, только вены на руках! А в её сухих глазах — безысходность, боль и страх, так и не поняв, как надо было жить, и кто же — враг…

«Чёрный ворон смутных времён Перестройки, лживый стервятник времён Майдана — ничего не меняется, — усмехнулся Клаус, покачав головой. — Как летал он над Харьковом, всё наглее и злей, так и продолжает летать. Едва ли это проблема мира, скорее, сам норов города такой, что окрыляет его, отпускает в своё небо, ищет его там и ждёт».

— О чём думаешь? — спросила Руслана, заметив, как офицер провёл перчаткой вдоль щеки.

— О цикличности, — пожал плечами Клаус. — Автор песни-то — земляк, верно уловил тему. Никто другой так не смог бы сказать. Действительно, песня разных людей, но — для местных. Не привязана к конкретному коллективу, но — для всех.

Женщина промолчала — эта культура никогда не была близка ей.

Выждав, когда ребята доиграют, солдат подошёл к ним, отсыпал мелочи, благодарно кивнул, отдал честь — по-простому, по-советскому, как «свой». Те — приятно закивали, козырнули в ответ.

Пара направилась дальше, к «Кристаллу», вечному кафе ещё с 70-х годов, которое, казалось, никогда не постареет. Что раньше, что сейчас здесь можно было видеть одни и те же лица — дамы и господа за сорок с детьми и пожилые мужчины и женщины, пришедшие сюда по старой памяти. Круглое здание с окнами-стенами, металлические перила-оградки, большие двери и столики у окна.