Исповедь о женской тюрьме - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Агапеева cтр.№ 30

— Это еще что. Спят по очереди в три смены, а остальное время сидят на полу, понятно, что никаких столов и стульев там не водится.

— Бедная ты моя, — содрогалась я при мысли о кубле бомжей, в котором находилась Катя.

— Туалет строго по графику. Грязь и вонь там такая, что когда я очутилась, наконец, здесь, мне казалось, что я чуть ли не в санатории.

В нашей камере на своей индивидуальной наре, Катя чувствовала себя в раю, она отдыхала телом, но душа ее страдала все равно. Иногда Кате приходили письма от матери, которая кляла дочь, на чем свет стоит. Не понимаю, зачем она это делала? Бросила ребенка и забыла это полбеды, но изводить ее потом обвинениями и ненавистью это просто подлость.

Катя очень любила говорить о себе и постоянно копалась в своём деле. Так как прошло много времени, то детали забывались, и она силилась вспомнить хоть что-то, что могло помочь ей. Эта девушка сама строила защиту, так как наемного адвоката у нее не было. Ей предоставлялся государственный защитник, так как статья ее была тяжкой, но никто и никогда не доверял таким защитникам. Так уж повелось, что репутация у государственных адвокатов была плохой, в силу того, что дела они брали не по своей инициативе, и спасать подсудимых на самом деле не имели никакого желания.

Целыми днями Катя продумывала, что скажет на суде, какие задаст вопросы, как сама будет отвечать и так далее. Она приставала ко мне и говорила:

— Давай, ты будешь потерпевшая. Спроси у меня что-то.

— Я даже не знаю, Катюха.

— Ну, представь, что я тебя ударила, что бы ты сказала мне?

— Как ты могла? — пафосно воскликнула я.

— Хватит шутить, я серьезно, — сбить ее с намеченной цели было непросто.

— Ну, хорошо, — задумалась я. — Зачем ты это сделала?

Катя задумалась:

— Вот, блин. Чего отвечать-то?

— Откуда я знаю, — улыбалась я.

— Я совершила ошибку. Это был просто глупый поступок обидевшегося ребенка. Я понимаю, что делать это было неправильно, и очень сожалею об этом.

Потом, подумав, говорила:

— Так теперь ты — прокурор. Спрашивай, — продолжала Катя.

— Вы планировали убить потерпевшую или нанести ранения?

— Я не хотела ее смерти. Просто хотела поквитаться, не подумав о том, к каким последствиям это приведет.

— Ты молодец, — сказала я. — Если тебе поверят, то отпустят.

— Я и правда раскаиваюсь. Я плохой человек, сейчас я это понимаю. Очень хочу посмотреть в глаза потерпевшей и попросить прощения. Даже, если мне навалят все десять лет — все равно. Она не заслужила этого. Мне она вообще ничего плохого не сделала. Я ее даже не знала. Хотя, может быть, если бы я ее знала, то никогда не смогла бы поднять руку на знакомого человека.

— Катюшка, ты ошиблась. Но сейчас, я знаю, что ты — неплохой человек. Время не только лечит, оно и меняет людей.

Я не знала никого, кто мечтал бы выйти на свободу более нее. Очень целеустремленная и просто-таки неутомимая. Катя искренне раскаивалась в содеянном, и это было той чертой, что отличала ее от всех остальных. Она много раз возвращалась к одному и тому же разговору и повторяла, что ждет возможности извиниться. Если все мы на дух не переносили своих терпил и кляли их на чем свет, то эта неудавшаяся убийца была уникальной. Она планировала убийство, со всей тщательностью, на которую способна пятнадцатилетняя девчонка. Не знаю, насколько осуществим был ее план, и насколько хладнокровной она была в то время, но прошло три года, и передо мной был совсем другой человек. Я не думала, что теперешняя Катя была способна на подобное преступление, и я спокойно повернулась бы к ней спиной.

Говорят, что люди не меняются… Не знаю, может быть, дети еще имеют такой шанс? Они способны измениться? Сформироваться по-другому? Или при стечении обстоятельств они снова поступят так, как им будет нужно? Я верю, что у каждого есть шанс исправить ошибки. И у Кати он был. Судьба предоставила ей его, не дав той девочке умереть.

Мы спокойно относились к убийствам и грабежам.

Возможно потому, что жили тесно друг с другом, деля стол и постели. В этом ли была задумка исправления? Ведь столкнись я на свободе с подобным рассказом о покушении на жизнь человека, то пришла бы в ужас. Осудила. А здесь представился шанс понять и взглянуть на всё с другой стороны. Тюрьма этому хорошо учила: видеть все под другим углом. Никто на свободе не смог бы выслушать исповедь преступницы, а мы, умирая со скуки, были рады любой истории. Нам предоставлялась возможность понять мотивы. В судебной практике мотив преступления не играет никакой роли. Главное, что было совершено преступление, и закон рассматривает его с этой стороны. А мы же слушали мотивы. Наверное, каждая из нас смогла бы стать отличным защитником. Особенно где-то в Америке, когда имеет место состязательный характер рассмотрения дел в ходе судебного заседания. Я считаю, что абсолютно немотивированные действия — это страшно. Сталкивалась я и с подобным.

* * *

Некоторые женщины приводили в ужас своими историями, понять которые было просто невозможно. Холодок пробегал по коже. До сих пор страшно и противно вспоминать некоторые экземпляры, и хочется стереть из памяти этих людей. Но почему-то все, что происходило тогда со мной, не забывается. Видимо жизнь там была настолько обособленна, настолько отличалась от всего, к чему я привыкла, что забыть не получается. Никогда не забуду тихую заплаканную женщину из другой камеры.

— Почему тебя перевели? — спросила Женя.

— Меня девочки невзлюбили и били.

— Какой кошмар! Просто так?

— Им всё не нравилось, что я делаю, придирались ко мне, не давали готовить.

— Ну, хорошо, — не стала допытываться Женя, — иди наверх, отдохни.

Остальные просто так не оставили ее в покое:

— Так почему к тебе приставали? Без причин? Что-то не верится.

— Я пошла к розетке, а девочки меня толкнули. Сказали, что мне нельзя ничем пользоваться. Я сама не знаю почему, — грустно вздохнула женщина.

Ей было лет двадцать пять, миловидная, худая. Что она могла не поделить с девчонками?

Целый день ее никто не трогал, не спрашивал, все занимались своим делами. Вечером у нас не удалось построение с малолетками — лил дождь, почта пришла вся мокрая, разваливающаяся на части и мы решили в эту ночь не переписываться. Стало скучно.

— Эй, новенькая, расскажи, за что ты здесь? — спросил кто- то.

Она молчала.

— Ну, хоть статья какая? — не унимались мы. Вид у новенькой был такой, что она могла оказаться кем угодно.

— Убийство, — наконец призналась женщина.

— А, понятно. Ты такая молодая, наверное, парня своего прибила?

Убийца села на наре и даже обрадовалась возможности пообщаться.