Лев Боаз-Яхинов и Яхин-Боазов. Кляйнцайт - читать онлайн книгу. Автор: Рассел Хобан cтр.№ 3

Вот уже несколько лет Яхин-Боаз работал над картой для своего сына. Из множества различных карт, что прошли через его руки, из сообщений тех, кто приносил ему сведения, и землемеров, из книг и дневников, какие он читал, из собственных записей и наблюдений составил он громаду подробного знания, и знание это вправлено было в карту для его сына. Он постоянно что-то прибавлял к ней, усовершенствуя, а необходимое исправляя, чтобы карта никогда не устаревала.

Жене и сыну Яхин-Боаз о своей карте ничего не говорил, но тратил на нее почти все свое свободное время. Он не думал, что сын примет от него лавку, да и не хотел этого. Хотел же он, чтобы сын его отправился в мир, и хотел, чтобы сын для себя отыскал этого мира больше, чем нашел он, Яхин-Боаз. В наследство мальчику он отложил немного денег, но бо́льшим его наследием должна была стать карта. Ей полагалось быть ни много ни мало, а генеральной картой всех карт, которая покажет сыну, где найти все, чего бы ни пожелал он искать, и тем самым обеспечит ему подобающее начало в мужской жизни.

Сына Яхин-Боаза звали Боаз-Яхин. Когда ему исполнилось шестнадцать, отец решил, что настало время показать ему карту карт.

– Все на свете что-то ищут, – сказал Яхин-Боаз Боаз-Яхину, – и благодаря картам все, что отыскано, уже не теряется. На стенах и в шкафах этой лавки – целые века отысканья.

– Если все отысканное никогда больше не теряется, отысканью когда-нибудь настанет конец, – заметил Боаз-Яхин. – Придет такой день, когда станет нечего отыскивать. – Он больше походил на мать, чем на отца. Его лицо было таинственным для отца, тот чувствовал, что если постарается угадать мысли сына – чаще окажется неправ, чем нет.

– Такими словами молодые люди любят выводить из себя старших, – ответил ему Яхин-Боаз. – Очевидно же, что всегда можно отыскать что-то новое. А если говорить об уже отысканном, ты бы что – предпочел, чтобы все знание выбросили, дабы ты стал невежей, а мир обрел новизну? Этому они учат тебя в школе?

– Нет, – сказал Боаз-Яхин.

– Рад это слышать, – сказал Яхин-Боаз, – ибо прошлое – отец настоящего, как я – твой отец. И если прошлое не может научить настоящее, а отец не может научить сына, то истории не стоит и длиться, а мир впустую потратил много времени.

Боаз-Яхин взглянул на карты по стенам.

– Прошлое не здесь, – сказал он. – Здесь только настоящее, в котором прошлое что-то оставило.

– И это что-то – часть настоящего, – сказал ЯхинБоаз, – а потому должно применяться настоящим. Смотри, – показал он, – вот я о чем. – Он вытащил из ящика в шкафу карту карт и расстелил ее на прилавке, чтобы сын мог на нее взглянуть. – Я много лет над ней трудился, – сказал Яхин-Боаз, – и она будет твоей, когда ты станешь мужчиной. Все, что бы ты ни пожелал искать, на этой карте есть. Я изо всех сил ее обновляю и все время что-то прибавляю к ней.

Боаз-Яхин взглянул на карту, на города и поселки, на голубые океаны, зеленые трясины и пастбища, на бурые и оранжевые горы, бережно заштрихованные, на четкие линии, вычерченные чернилами разных цветов: линии эти показывали, где он мог бы найти все, известное его отцу. Он отвернулся от карты и уставился в пол.

– Что ты об этом думаешь? – спросил Яхин-Боаз.

Боаз-Яхин ничего не ответил.

– Почему ты ничего не скажешь? – спросил его отец. – Взгляни на этот труд многих лет, где все так ясно нанесено. Карта эта представляет не только годы моей жизни, истраченные на нее, но и годы других жизней, истраченных на сбор тех сведений, какие здесь есть. Что можешь искать ты такого, чего карта эта не покажет тебе, как найти?

Боаз-Яхин взглянул на карту, затем на отца. Он оглядел лавку, опустил взгляд на свои ноги, но ничего не сказал.

– Прошу тебя, не стой и не молчи, – произнес ЯхинБоаз. – Скажи что-нибудь. Назови такое, чего эта карта не покажет тебе, как найти.

Боаз-Яхин вновь оглядел лавку. Посмотрел он на железный дверной упор. Изображал он припавшего к земле льва. С полуулыбкой посмотрел Боаз-Яхин на отца.

– Льва? – сказал он.

– Льва, – произнес Яхин-Боаз. – Мне кажется, я тебя не понимаю. По-моему, ты со мной не всерьез. Ты прекрасно знаешь, что львов теперь нет. Всех диких истребили охотники. Всех в неволе сгубила болезнь, какую блохи переносят из одной страны в другую. Не понимаю, что за шутку ты решил со мной сыграть. – Пока говорил он, в уме у него распахнулись огромные таинственные янтарные глаза, светящиеся и бездонные. Распустились огромные лапы с когтями, тяжелые и могучие. Раздался беззвучный рык, округлый, беспредельный, шар отраженья, воссоздавший розовый шершавый язык, белые зубы смерти. Яхин-Боаз покачал головой. Львов больше нет.

– Я не шутил, – сказал Боаз-Яхин. – Я взглянул на дверной упор и подумал о львах.

Яхин-Боаз кивнул, положил карту обратно в ящик, прошел в глубину лавки и сел за свой письменный стол.

Боаз-Яхин же поднялся к себе в комнату над лавкой. Выглянул в окно, в ясные сумерки, на темнеющую красную черепицу крыш и верхушки пальм вокруг площади.

Затем он уселся и поиграл на гитаре. Комната вокруг потемнела, и сколько-то он играл в тусклом свете от фонарей с улицы. Не здесь, говорила гитара стенам комнаты. Вне здесь.

Боаз-Яхин отложил гитару и зажег лампу на столе. Из ящика он вытащил листок бумаги с грубым наброском карты. Многие линии стерты и вычерчены заново. Бумага была грязна, и карта казалась пустой – то ли дело та, какую показал ему отец. Легонько повел он линию из одной точки в другую. Затем стер ее и убрал карту. Потушил свет, лег на кровать, стал глядеть на свет фонаря с улицы на потолке и слушать голубей на крыше.

Каждую ночь Яхин-Боаз видел сны и каждое утро забывал их. Как-то ночью ему приснился ножничник, о котором в детстве ему рассказывала мать. Ножничник наказывал тех мальчиков, которые мочили постели, – отрезал им носы. Она говорила тогда носы? Во сне Яхин-Боаза ножничник был огромен, весь в черном, с широкими горбами плеч, длинным красным носом и бородой, как у его отца. Яхин-Боаз ужасно провинился, и жуткими ножницами ему должны были отрезать руки и ноги. «Очень болеть совсем не будет, – сказал ножничник. – Вообще-то ты с большим облегчением избавишься от этих тяжелых отростков – такую тяжесть таскать тебе не под силу». Когда он отрезал Яхин-Боазу левую руку, на звук получилось как будто по бумаге, а боли не было. Но Яхин-Боаз вскрикнул: «Нет!» – и проснулся с бьющимся сердцем. Потом снова заснул. Наутро свой сон он не забыл. Жена готовила на кухне завтрак, а он сидел на краю кровати, пытаясь вспомнить, сколько лет назад перестал просыпаться с эрекцией. Не смог вспомнить, когда это случилось последний раз.

Спустя несколько месяцев Яхин-Боаз сказал, что уезжает на пару недель в полевую экспедицию. Уложил планшет для карт, чертежные инструменты, компас, бинокль и прочее полевое снаряжение. Сообщил, что в соседнем городе его ждет землемер и они направятся вглубь суши. После чего сел на поезд в морской порт.